Но перед крыльцом, я все же постоял еще минутку, словно примериваясь. Я не чувствовал сейчас не только никакого страха, но даже и малейшей неуверенности в себе, с которой я всегда начинал даже самый легкий, заранее во всех деталях известный, проект или отправлялся на пустяковую шахматную партию. Мне было просто очень интересно: кто и что ожидает меня за дверью направо, ведь если там горел свет, так были же, верно, и люди! Соседство же экскурсионного бюро и французского кафе показалось мне вообще весьма забавным: клиенты "Кёнига", заказавшие, скажем, тур во Францию, буквально тут же, дверь в дверь, могли отведать буйабес или кофе с бриошью, словно они были уже в Марселе или кондитерской на какой-нибудь там Площади Республики. А могли и в обратном порядке: сначала попробовать луковый суп в кафе, затем сморщиться с непривычки, сокрушенно покачать головой - надо же, а сколько восторгов слыхали! - и забронировать поездку в гости к венскому шницелю и яблочному штруделю или же, допустим, к критской, мировой известности мусаке под смоляную рецину. Да, Господи, мало ли что еще мог предложить им "Кёниг", чем он, в самом деле, был хуже "Кука."! Эта незамысловатая мысль привела меня в такое хорошее расположение духа, что на крыльцо я поднимался, уже напевая про себя: "Все могут короли, все могут короли! И судьбы всей земли вершат они порой!" C тем и толкнул дверь в бюро. Большая приемная казалaсь с улицы абсолютно необитаемой, потому что слева от двери в ней имелся еще и не видимая снаружи довольно широкая ниша, а в ее глубине за простым, вовсе не королевским, письменным столом сидел сам Вальтер Кёниг. - П-привет! - сказал он, поднимаясь и выходя мне навстречу. - Вы все-таки приехали! - А у меня были шансы избежать этого, после того, как вы объявили, что в долгу передо мной, и судьба, мол, иногда поразительные фокуса вытворяет? - ответил я вопросом на вопрос, пожимая ему руку. - Ну, всяко бывает, - он неопределенно пожал плечами. - Но раз вы лично именно так думаете, то я рад, что формальностями и вводностями покончено! П-прошу! - он сделал широкий приглашающий жест рукой куда-то себе за спину. - П-проходите, п-пожалуйста! Вытянув шею, я подался вперед и заглянул ему через плечо. В боковой стене аппендикса виднелась еще одна дверь. Я вопросительно взглянул на Вальтера. - Да-да, - он показал ладонью в сторону двери. - Смелее. - Да куда уж смелее! - усмехнулся я и открыл дверь, за которой тут же, синхронно загорелся свет. Навскидку, с порога, эта комната показалась мне, пожалуй вдвое меньшей, чем смежная с ней, выходящая большой витриной на улицу. Но зато она, действительно, была оформлена, как и большинство ее названных сестер в других туристских и экскурсионных бюро - стены ее были увешаны красочными плакатами и фото, в очередной раз блестяще доказывающими, что лучше лишь там, где нас нет: еще или уже, смотря по обстоятельствам. Я снова оглянулся - теперь Вальтер безмолвно показывал мне на комнату уже двумя ладонями сразу, вытянув их перед собой. Мне вдруг пришло на ум, что точно так же, вежливо и по-домашнему, приглашал Штирлица во внутреннюю тюрьму Мюллер. "Бог знает какая чепуха в голову лезет!", - проворчал я еле слышно, покачал укоризненно головой для убедительности, вошел и начал осматриваться. Интерьер этого помещения оказался вовсе не таким тривиальным, как мне представлялось с порога. Лишь часть, причем явно меньшую часть стен занимали обычные, из серии тринадцать на дюжину, плакаты, изображающие стандартных, обязательно разнополых детишек, самозабвенно возящихся в морском песке под присмотром газелеподобной мамы, или никак не желающих остепениться старика и старуху, ровно тридцать лет и три года бороздящих синее море на пятизвездочном круизном лайнере. Куда больше было здесь прекрасно выполненных, сочных, почти объемно смотрящихся фотографий традиционных туристических целей и объектов, снятых, однако, под крайне необычными ракурсами. Аркбутаны Парижского Нотр-Дам виднелись, например, через переплетение листьев какого-то дерева, кажется, ивы. На соседнем снимке на фоне Понт Нёф и памятника Генриху IV на скамеечке восседал какой-то удивительно благообразный клошар с окладистой седой бородой, похожий на Льва Толстого и завтракающий чем Бог послал, именно: шампанским, сыром и какими-то сочными, красными ягодами, - и выглядящий ничуть не менее монументально, нежели король на коне. Затем шла большая подборка фотографий, не то иллюстрирующих "Сады" Леконта де Лиля, не то доказывающих, что и впрямь "у природы нет плохой погоды". Каждая из них была разделена вертикальной, горизонтальной или косой чертой на две части и если в одной из них были во всей красе изображены солнечные пейзажи Версаля, аллеи Люксембургского парка или обожженные зноем и историей оливы Гефсиманского сада то в другой - подчеркнуто нерезкие, словно заплаканные сыростью и туманом или сошедшие с полотна Мане, башни Венсеннского замка, дорожки Фонтенебло или виды Глориетты в Шенбрунне, почему-то в лесах, но тоже заштрихованной дождиком. Все это явно имело какой-то потаенный смысл и - раз уж хозяин так настойчиво приглашал меня сюда - самое непосредственное отношение ко мне, но какое конкретно, мне было решительно не понятно. - Узнаете? - спросил Вальтер дежурным, лишенным эмоций голосом - ни дать, ни взять усталый следователь, предъявляющий для опознания очередному не слишком памятливому свидетелю вещи и людей и вполне готовый безучастно занести в протокол новый отрицательный ответ. Он следил за мной с порога комнаты, отнюдь не переступая его, как будто тот являлся границей исконных владений короны, а за ним начиналась уже не подвластной его королевскому суверенитету территория. Я неопределенно пожал плечами и перешел к противоположной стене. Тут приглашали в тропики, но, пожалуй, еще более замысловатым образом. Обязательные в подобных случаях изумрудные лагуны, прибрежные пальмы и скалы в легкой дымке на горизонте были, правда, и здесь представлены фотографиями, но не самих "живых" объектов, а их акварельных изображений на какой-то пористой, шершавой подоснове неправильной формы - возможно больших береговых камнях-голышах. Я искоса взглянул на Вальтера. Он по-прежнему стоял у своей пограничной черты и внимательно наблюдал за мной, настолько пристально даже, что, кажется, даже наклонялся вперед в ожидании. Чего, Боже ты мой, чего? Вспомнив замечание дамы из клуба, я и сам поразился теперь, насколько они с сестрой были похожи: та ведь тоже во время нашего короткого путешествия от вокзала к аптеке слушала и слышала не столько меня, сколько свои потаенные мысли, только с определеннoй вероятностью связанные со мной, но, вполне вероятно, текущие совершенно параллельно нашему куцему диалогу. И кивала и поджимала губы, одобряя или отвергая именно их, а не мои сентенции, но при этом все ожидая и ожидая некоего заветного слова с моей стороны, дабы..., дабы..., дабы - что? Эх, вот знать бы еще, вымолвил я его все-таки или нет! - Аж слюнки текут! - сказал я, просто из необходимости сказать что-нибудь хотя бы сейчас и подходя к нему. - Вот и вступайте в управление, все это ваше! - оживился Вальтер. - Королевский подарок! - неловко пошутил я. - Нет, извините, какой же это подарок, об этом не может идти и речи! - возразил он. - При чем здесь подарок, ежели вы нанимаетесь на работу, причем достаточно сложную и необычайно ответственную! - О как! - вскинул я брови вверх! - Нанимаюсь, стало быть! И, пардон, это в каком же именно залоге следует понимать: в активном или же пассивном? Меня тут нанимают или я сам нанимаюсь по собственному желанию? И вообще, я прием на работу совершенно по-другому представлял. - Представляли, вот именно, что - представляли! - поправил меня Вальтер. - В прошедшем времени. А мы говорим о настоящем и будущем. И, чтобы уж разом покончить со всякими грамматическими недоразумениями: ни в коем случае не в сослагательном наклонении, а в самом что ни на есть изъявительном! И хотя трудно было даже представить себе более точное совпадение этого замечания Вальтера с тирадой его сестры на лестнице напротив футбольного музея в ответ на мою фразу о работе экскурсовода, но подумал я сейчас об этом только вскользь - это-то как раз было уже едва ли не само собой разумеющимся и напрашивающимся. Нет, мне вдруг, безо всякого предисловия померещилось - да нет, какое померещилось! - я был совершенно убежден, что прицепи сейчас к Вальтеру пышную седую бороду и переодень его из костюма от GUCCI во что-нибудь более живописное, и он станет как две капли воды похож на опрятного, осанистого, породистого клошара в скверике у Понт-Нёф. В принципе, ничего особенного я в этом не находил, наоборот: почему бы небольшим фирмам, ну, таким, например, как это вот экскурсионное бюро, не использовать в целях экономии средств в качестве моделей для рекламных фото- и киносессий своих сотрудников, пусть и руководящих, да притом еще и, понятное дело, до неузнаваемости загримированных? Но представить себе короля Вальтера преобразившимся в парижского бродяжку, разложившего на садовой скамейке свой нехитрый скарб, - в этом было что-то от сказок "1001 ночи" с их вечными и неотвратимыми превращениями калифов в нищих и наоборот. Или от перепевов этих истор