если в одной из них были во всей красе изображены солнечные пейзажи Версаля, аллеи Люксембургского парка или обожженные зноем и историей оливы Гефсиманского сада то в другой - подчеркнуто нерезкие, словно заплаканные сыростью и туманом или сошедшие с полотна Мане, башни Венсеннского замка, дорожки Фонтенебло или виды Глориетты в Шенбрунне, почему-то в лесах, но тоже заштрихованной дождиком. Все это явно имело какой-то потаенный смысл и - раз уж хозяин так настойчиво приглашал меня сюда - самое непосредственное отношение ко мне, но какое конкретно, мне было решительно не понятно. - Узнаете? - спросил Вальтер дежурным, лишенным эмоций голосом - ни дать, ни взять усталый следователь, предъявляющий для опознания очередному не слишком памятливому свидетелю вещи и людей и вполне готовый безучастно занести в протокол новый отрицательный ответ. Он следил за мной с порога комнаты, отнюдь не переступая его, как будто тот являлся границей исконных владений короны, а за ним начиналась уже не подвластной его королевскому суверенитету территория. Я неопределенно пожал плечами и перешел к противоположной стене. Тут приглашали в тропики, но, пожалуй, еще более замысловатым образом. Обязательные в подобных случаях изумрудные лагуны, прибрежные пальмы и скалы в легкой дымке на горизонте были, правда, и здесь представлены фотографиями, но не самих "живых" объектов, а их акварельных изображений на какой-то пористой, шершавой подоснове неправильной формы - возможно больших береговых камнях-голышах. Я искоса взглянул на Вальтера. Он по-прежнему стоял у своей пограничной черты и внимательно наблюдал за мной, настолько пристально даже, что, кажется, даже наклонялся вперед в ожидании. Чего, Боже ты мой, чего? Вспомнив замечание дамы из клуба, я и сам поразился теперь, насколько они с сестрой были похожи: та ведь тоже во время нашего короткого путешествия от вокзала к аптеке слушала и слышала не столько меня, сколько свои потаенные мысли, только с определеннoй вероятностью связанные со мной, но, вполне вероятно, текущие совершенно параллельно нашему куцему диалогу. И кивала и поджимала губы, одобряя или отвергая именно их, а не мои сентенции, но при этом все ожидая и ожидая некоего заветного слова с моей стороны, дабы..., дабы..., дабы - что? Эх, вот знать бы еще, вымолвил я его все-таки или нет! - Аж слюнки текут! - сказал я, просто из необходимости сказать что-нибудь хотя бы сейчас и подходя к нему. - Вот и вступайте в управление, все это ваше! - оживился Вальтер. - Королевский подарок! - неловко пошутил я. - Нет, извините, какой же это подарок, об этом не может идти и речи! - возразил он. - При чем здесь подарок, ежели вы нанимаетесь на работу, причем достаточно сложную и необычайно ответственную! - О как! - вскинул я брови вверх! - Нанимаюсь, стало быть! И, пардон, это в каком же именно залоге следует понимать: в активном или же пассивном? Меня тут нанимают или я сам нанимаюсь по собственному желанию? И вообще, я прием на работу совершенно по-другому представлял. - Представляли, вот именно, что - представляли! - поправил меня Вальтер. - В прошедшем времени. А мы говорим о настоящем и будущем. И, чтобы уж разом покончить со всякими грамматическими недоразумениями: ни в коем случае не в сослагательном наклонении, а в самом что ни на есть изъявительном! И хотя трудно было даже представить себе более точное совпадение этого замечания Вальтера с тирадой его сестры на лестнице напротив футбольного музея в ответ на мою фразу о работе экскурсовода, но подумал я сейчас об этом только вскользь - это-то как раз было уже едва ли не само собой разумеющимся и напрашивающимся. Нет, мне вдруг, безо всякого предисловия померещилось - да нет, какое померещилось! - я был совершенно убежден, что прицепи сейчас к Вальтеру пышную седую бороду и переодень его из костюма от GUCCI во что-нибудь более живописное, и он станет как две капли воды похож на опрятного, осанистого, породистого клошара в скверике у Понт-Нёф. В принципе, ничего особенного я в этом не находил, наоборот: почему бы небольшим фирмам, ну, таким, например, как это вот экскурсионное бюро, не использовать в целях экономии средств в качестве моделей для рекламных фото- и киносессий своих сотрудников, пусть и руководящих, да притом еще и, понятное дело, до неузнаваемости загримированных? Но представить себе короля Вальтера преобразившимся в парижского бродяжку, разложившего на садовой скамейке свой нехитрый скарб, - в этом было что-то от сказок "1001 ночи" с их вечными и неотвратимыми превращениями калифов в нищих и наоборот. Или от перепевов этих историй в приключениях принца Флоризеля, пусть и в Лондоне, а не в Париже. Или, или - ну конечно, от оперетты, веселые законы жанра которой пришли мне на ум, когда я догнал сестру Вальтера, а тогда еще только даму с собачкой, на светофоре за вокзалом. Эта мысль, неожиданно подтверждающая удивительное сходство брата и сестры уже и на таком курьезном, в прямом смысле слова, опереточном уровне, так понравилась мне, что я поневоле заулыбался, забыв в этот момент о серьезности и абсолютной невыясненности положения. И получилось это, надо полагать, достаточно заразительно, раз уж Вальтер, продолжавший пристально вглядываться в меня, тоже изобразил не своем лице нечто вроде улыбки, пусть и не понимая причины моей. А, с другой стороны, глядишь, и вполне, вполне понимая - от этой семьи, наверное, всего можно было ожидать, ведь вот благополучный и респектабельный менеджер и владелец фирмы не стеснялся же превращаться в парижского клошара. Последнее, впрочем, легко было проверить, и я решил сделать это немедленно. И отчего меня вдруг так заинтересовала эта чушь? - Секундочку! - сказал я и снова отошел к снимку. Да, он, он, конечно, он - тут и думать нечего! Мне даже не пришлось мысленно убирать бороду - мое обыкновение воспринимать черты лица целиком, не расчленяя их на отдельные частности, сделавшее меня таким беспомощным час назад при попытках описать сестру Вальтера, теперь как раз работало на меня. А шампанское - вот жаль, что я не мог разглядеть его марку! - шампанское, стало быть, сыр и ягоды заменившие традиционный багет и дешевое красное вино, были не более, чем уступками вкусу благовоспитанных посетителей бюро и данью уважения королевским фамилиям: Кёнига и Бурбонов, хотя вот Генрих Наваррский, напяливавший на себя в течение жизни одну личину за другой, все же повернулся спиной к этому маскараду! - Нет, нет! О подарке не может быть и речи! Как я уже сказал, вы нанимаетесь на работу, причем довольно сложную и не однозначную! - повторил Вальтер с порога, и меня поразило, что он вдруг совершенно перестал заикаться - как будто это было самым удивительным из всего происходящего! - И в чем именно она будет заключаться? - я практически знал ответ - даром что ли последние несколько часов только перемалывал в голове сказанное и не сказанное сестрой Вальтера - поэтому и не переспросил заново, нанимают ли меня или я делаю это сам, по собственной инициативе? Поскольку я приехал и поскольку Кёниг ждал меня, ответ мог быть только одним. Но на этот раз он ответил вполне развернуто: - Согласно вашему абсолютно недвусмысленно выраженному желанию, мы принимаем вас на работу экскурсоводом. Ваше заявление вместе со вступительным рефератом, в котором вы описываете свои представления о будущей деятельности, ее методику и возможные результаты, мы получили э-э-э..., - он покосился в сторону своего стола, - мы получили почти полторы недели назад и нашли их вполне заслуживающими внимания. Испытательный срок вы выдержали, отзывы о вас были вполне и вполне удовлетворительными. Можете приступать немедленно, тем более, что характер работы и ее задачи вам, надо полагать, хорошо известны. НAдо полагать? - Да, разумеется, - твердо сказал я, глядя ему прямо в глаза, и повторил без запинки, словно только что услышал, словно все еще стоял там, на промежуточной площадке лестницы, казавшейся мне теперь бесконечно длинной, выходящей из каких-то мрачных, неведомых подземелий и ведущей в заоблачные, не постижимые выси, - "незнакомые люди кажутся нам случайными, а случайные - незнакомыми, но потом это часто проходит и кому, как не экскурсоводу, поспособствовать этому своими проповедями." Вот, помню, как видите - ну, разве только они поменялись за последние полторы недели. Или, скажем, в будущем... - Они абсолютно неизменны уже много тысяч лет! - строго прервал меня Кёниг. - И вряд ли поменяются даже в отдаленном будущем! Я просто боюсь подумать, что для этого должно было бы раньше произойти! - он вздохнул. - Так что, как видите, уже поэтому никаких легких прогулок ни мы, ни вы себе сами обещать не можете и не должны. Соответственно, отсутствуют и поздравления по поводу вступления в должность - с исполнением предназначенного поздравлять у нас не принято: никто же не знает, в конце концов, какой тяжести покажется вам этот новый крест, но зато и вознаграждение.., - он запнулся, провел рукой по лицу, остановив ее на подбородке, и покрутил в воздухе другой ладонью, с видимым усилием выбирая нужное слово - Вознаграждение, наверняка, тоже... Оно иногда даже... Ну, да ведь вы сами знаете: "каждому - не по потребностям и не по способностям, но по вере его!" Это странное и неожидан