- Нехорошо быть солдатом и иметь совесть. Впрочем, я не заставляю вас силой согласиться на эту должность на Кипре.
- Я согласен. Я, конечно, согласен. Но скажите, пожалуйста: почему ваш выбор пал именно на меня?
- Большинство наших ребят - на стороне арабов. По той простой причине, что мы всегда были за арабов, а солдат обычно не рассуждает, а следует установившейся традиции. Мне бы не хотелось направить на Кипр кого-нибудь, кто начнет там воевать с этими беженцами. Это задача, требующая чуткости и такта.
Сатерлэнд встал.
- Временами я думаю, - сказал он, - что родиться англичанином - такое же проклятье, как родиться евреем.
Сатерлэнд принял назначение на Кипр, но душа у него была полна страха. Он задавал себе вопрос, знает ли Тевор-Браун, что он сам наполовину еврей?
Это решение, сатанинское решение, принятое им много лет тому назад, вернулось теперь, чтобы мстительно преследовать его.
Он вспомнил, как он начал искать тогда утешения в библии. В эти пустые годы с Нэдди, после мучительной потери любимой женщины и связанных с этим переживаний, он все больше и больше ощущал потребность во внутреннем умиротворении. Какое это было наслаждение для солдата, каким он был, читать о великих походах Иегошуи Бен Нуна, Гидеона и Иоава. А эти славные женщины Руфь и Эсфирь и Сара... и... и Дебора. Дебора, эта еврейская Жанна Д'Арк, освободительница своего народа.
Он до сих пор помнил, как у него мурашки забегали по коже, когда он прочитал слова: ВСТАВАЙ, ВСТАВАЙ, ДЕБОРА; ВСТАВАЙ, ПРОСНИСЬ, ДЕБОРА!
Дебора! Так звали его мать.
Дебора Дейвис была незаурядная и редкой красоты женщина. Ничего и не было удивительного, что Гарольд Сатерлэнд влюбился в нее. Род Сатерлэндов остался благодушным, когда Гарольд высидел все пятнадцать спектаклей "Укрощения строптивой", только чтобы всласть налюбоваться красотой актрисы Деборы Дейвис, и они снисходительно улыбались, когда он сверх всякой меры тратился на цветы и подарки. Юношеское увлечение, - думали они, - со временем оно у него пройдет.
Оно, однако, не проходило, и Сатерлэнды перестали благодушествовать. Они распорядились, чтобы она явилась в Сатерлэнд Гейтс. Когда она, однако, не последовала приглашению, сэр Эдгар, отец Гарольда отправился самолично в Лондон, чтобы посмотреть на эту дерзкую особу, отказавшуюся явиться в Сатерлэнд Гейтс. Но Дебора была столь же умной и хитрой, сколь красивой. Она покорила сэра Эдгара и перетянула его на свою сторону.
Тут же сэр Эдгар решил, что его сыну чертовски повезло. В конце концов Сатерлэнды издавна славились своей слабостью к актрисам, и некоторые из них стали со временем гордостью в славной истории рода.
Тут, правда, загвоздка была еще и в том, что Дебора Дейвис была еврейкой, но когда она согласилась перейти в англиканскую веру, вопрос был исчерпан.
У Гарольда и Деборы было трое детей: Мэри, единственная дочь, капризный и не совсем в своем уме Адам, и Брус. Брус был старшим и любимцем Деборы. Мальчик боготворил свою мать, но, несмотря на их близость, она никогда не рассказывала ему о своем детстве или о родственниках. Он знал лишь, что они были очень бедны и что она удрала из дому, чтобы стать актрисой.
Прошли годы. Брус поступил на военную службу и женился на Нэдди Эштон. Родились дети: Альберт и Марта. Гарольд Сатерлэнд умер, а Дебора сильно постарела.
Брус очень хорошо помнил день, когда все это началось. Он как раз надолго приехал в Сатерлэнд Гейтс и привез с собой Нэдди и детей. Обычно Дебора проводила почти все время либо в саду среди роз, либо в оранжерее, либо же весело хлопотала по дому, счастливо улыбающаяся и по-прежнему изящная. Но на этот раз она не вышла его встречать, и вообще ее нигде не было видно. Наконец он нашел ее сидящей в гостиной в темноте. Это было столь непохоже на мать, что он даже испугался. Она сидела как изваяние, глядя перед собой в стену и забыв обо всем на свете.
Брус нежно поцеловал ее в щеку и встал рядом на колени.
- Что-нибудь случилось, мать?
Она медленно повернула голову и тихо сказала: - Сегодня Йом-Кипур, день искупления.
Брус остолбенел.
Он переговорил обо всем с Нэдди и со своей сестрой, Мэри. Они решили, что после смерти отца она осталась слишком одинокой. Сатерлэнд Гейтс был слишком большим домом для нее. Лучше ей снять квартиру в Лондоне, чтобы быть поближе к Мэри. К тому же Дебора все более и более старела. Им было трудно привыкнуть к этому, так как им она выглядела такой же красивой, какой они помнили ее с детства.
Потом Брус и Нэдди уехали на Ближний Восток. Мэри писала счастливые письма о том, что матери живется прекрасно, и сама Дебора тоже писала, как она счастлива, что живет в Лондоне, поблизости от семейства Мэри.
Однако, когда Брус вернулся в Англию, все выглядело совсем иначе. Мэри была вне себя. Матери было уже за семьдесят, и она вела себя все более и более странно. Явный старческий маразм. Она ничего не помнила из того, что происходило вчера, зато рассказывала небылицы о том, что произошло лет 50 тому назад. Это прямо нагоняло страх на Мэри, так как Дебора никогда не говорила детям о своем прошлом. Мэри больше всего беспокоили частые исчезновения матери.
Мэри была рада приезду брата. Он был старшим в семье и любимцем матери. К тому же он был такой солидный. Однажды Брус отправился вслед за матерью в один из ее таинственных походов. След привел его к одной синагоге в Уайтчепеле.
Он тщательно обдумал все и решил пока ничего не предпринимать. Она была стара, и он не считал возможным приставать к ней с вещами, происшедшими более полувека тому назад. Лучше всего этого не касаться.
В возрасте 75 лет Дебора Сатерлэнд слегла. Она была при смерти. Брус едва успел приехать вовремя.
Старуха улыбнулась, увидя сына, сидящего на краю кровати.
- Ты уже полковник?.. У тебя чудесный вид... Брус, сын мой, мне уже недолго осталось...
- Не надо, мать! Ты скоро поправишься, и все пойдет по-старому.
- Нет, Брус, мне уже не поправиться. Но я должна рассказать тебе что-то. Мне ужасно хотелось стать женой твоего отца. Мне так хотелось, так сильно хотелось стать хозяйкой Сатерлэнд Гейтс! Я совершила ужасную вещь, Брус. Я отреклась от своего народа. Я отрекалась от него всю жизнь. Теперь я хочу быть с ним. Брус... Брус, обещай мне, что меня похоронят рядом с моими родителями.
- Я обещаю, мать.
- Мой отец... твой дед... ты его не знал. Когда... когда я была маленькой девчонкой, он усаживал меня, бывало, на колени и приговаривал: "Встань, встань, Дебора; вставай, проснись!".
Это были последние слова Деборы Сатерлэнд.
Брус Сатерлэнд долго просидел у одра своей почившей матери, оцепенев от тупой боли. Потом оцепенение уступило место сверлящему сомнению, с которым он никак не мог справиться. Обязан ли он выполнить обещание, данное умирающей женщине? Обещание, взятое у него силой? Будет ли это нарушением того кодекса чести, которым он руководствовался всю жизнь? Разве не факт, что в последние годы Дебора Сатерлэнд все более и более теряла здравый смысл? Она никогда не была еврейкой при жизни, с чего же ей вдруг быть еврейкой после смерти? Дебора принадлежала Сатерлэндам и больше никому.
Какой бы разразился скандал, если бы он похоронил ее на каком-нибудь убогом и полуразрушенном еврейском кладбище в одном из нищенских лондонских районов! Мать умерла. Для оставшихся, для Нэдди, Альберта, Мэри, наконец, для самого него, это было бы ужасным ударом. Нет, надо считаться с живыми.
Дебору похоронили в фамильном склепе в Сатерлэнд Гейтс.
Сирены!
Сирены колонны беженцев!
Сирены визжали все громче и пронзительнее; казалось, у него лопнут перепонки.
Берген-Бельзен... Марина... Нэдди... грузовики, набитые людьми... лагери в Караолосе... я обещаю, мать... я обещаю, мать...
Удар грома потряс дом до основания. В море усиливался шторм и волны обрушивались на берег, вздымаясь все выше и чуть не заливая цоколь самого дома. Сатерлэнд откинул одеяло, встал с кровати и прошелся по комнате, шатаясь, словно пьяный. Он застыл у окна. Молния! Гром! Кипящие волны вздымались все выше и выше!
"Господи... Господи... Господи... Господи...!".
- Генерал Сатерлэнд! Генерал Сатерлэнд! Вставайте, сэр! Проснитесь, сэр!