Саботаж!
Карательная экспедиция!
Полицаи начали систематически разрушать все то, что было дорого датчанам. Наемные датские террористы взрывали театры, пивоваренные заводы и общественные здания. Датские подпольщики отвечали ударом на удар и уничтожали военные заводы, работающие на немцев. Очень скоро не стало ни дня, ни ночи, когда бы не раздавались взрывы и не взлетал в воздух какой-нибудь объект.
Во время немецких парадов улицы пустели. Датчанам не было дела до немецких праздников. Зато в каждый датский национальный праздник улицы были полны народа, и все носили траур. Ежедневные верховые прогулки престарелого короля стали сигналом сбора для сотен и сотен датчан, восторженно приветствовавших его и бежавших за ним.
Положение становилось все более и более напряженным - и, наконец, произошел взрыв! Утром 29-го августа 1943-го года раздался взрыв, оглушивший всю Зеландию. Датский флот сам себя потопил, чтобы блокировать судоходство по каналам.
Немцы пришли в бешенство. Они двинули войска к правительственным зданиям и к королевскому дворцу в Амалиенборге. Королевская гвардия оказала сопротивление. Возникла бурная перепалка, но тут же все было кончено. Место королевской гвардии в Амалиенборге заняли немецкие солдаты. В Данию налетела целая стая немецких генералов, эсэсовцев и гестаповцев, чтобы навести порядок в стране. Датский парламент был распущен, был опубликован ряд декретов. Образцовый протекторат перестал быть "образцом", если он им вообще когда-либо был.
Датчане ответили на мероприятия немцев усилением саботажа. Склады оружия и боеприпасов, заводы, мосты - все летело в воздух. Немцев охватила тревога. Саботаж датчан становился чувствительным.
Из немецкого оккупационного штаба, расположенного в Отеле Данглетэр пришел приказ: все евреи обязаны носить желтую повязку с шестиконечной звездой.
Этой же ночью подпольная радиостанция передала призыв ко всем датчанам: "Король Христиан дал из дворца в Амалиенборге следующий ответ на немецкий приказ о том, что евреи обязаны носить повязку с шестиконечной звездой. Король пояснил, что все датчане равны. Он сам наденет первую повязку и он надеется, что все лояльные датчане последуют его примеру.
На следующий день почти все жители Копенгагена носили повязку с шестиконечной звездой.
Еще через день немцы отменили приказ.
Хотя Ааге и не участвовал активно в движении сопротивления, но его компаньоны по фирме были руководящими членами подполья, и время от времени он получал информацию об их деятельности. В конце лета 1943 года его охватила сильная тревога, и он решил, что Мета должна что-то сделать с Карен.
- Я это знаю точно, - сказал Ааге жене. - В ближайшие месяцы немцы задержат всех евреев в Дании. Мы не знаем только, в какой точно день гестаповцы ударят.
Мета Ханзен подошла к окну и невидящими глазами смотрела на озеро и на мост, ведущий в старый город. День был на исходе, и Карен должна была вот-вот вернуться из балетной школы. Мета строила грандиозные планы, чтобы попышнее отпраздновать тринадцатый день рождения Карен. Это должно было стать незабываемым событием; предполагалось пригласить в Тиволи человек сорок детей.
Ааге зажег трубку и посмотрел на портрет Карен, стоявший у него на столе. Он вздохнул.
- Я ее не отдам, - сказала Мета.
- Но мы не имеем права...
- Тут ведь что-то совсем другое. Она ведь и не еврейка вовсе. У нас имеются бумаги, что она наша родная дочь.
Ааге положил руку на плечо жены.
- Кто-нибудь из Аалборга возьмет и донесет немцам.
- Они не станут заниматься этим. Ведь речь-то идет всего-навсего о ребенке.
- Неужели ты их до сих пор не знаешь? Мета резко обернулась.
- Мы устроим крещение и усыновим ее.
Ааге медленно покачал головой. Его жена опустилась в кресло, кусая губы. Она с такой силой сжала ручки кресла, что руки у нее побелели.
-Что же теперь будет, Ааге?
- Мы тайно соберем всех евреев на зеландском берегу у проливов. Достанем столько лодок, сколько только сможем, и переправим их на лодках в Швецию. Шведы сообщили нам, что они их примут и позаботятся обо всех.
- Сколько ночей я лежала и думала об этом! Я пыталась уверить себя, что бежать для нее опасней, чем остаться с нами. Я еще и сейчас убеждена, что с нами она будет в большей безопасности.
- Подумай, что ты говоришь, Мета!
Мета бросила на мужа взгляд, полный такой отчаянной решимости, какой он еще никогда у нее не видел.
- Я никогда не отдам ее, Ааге. Я просто не могу жить без нее.
Все датчане, к которым обратились за помощью, приняли участие в этой гигантской операции. Все еврейское население страны тайно собрали в Зеландии и переправили на лодках в Швецию, где им уже ничего не угрожало.
Несколько дней спустя немцы организовали по всей стране облаву на евреев, но им не удалось поймать ни одного.
Хотя Карен осталась с Ханзенами в Копенгагене, но ответственность за это решение лежала тяжелым грузом на совести Меты. С этого часа немецкая оккупация превратилась для нее в сплошной кошмар. Она приходила в панику от каждого нового слуха. Раза три или четыре она уезжала с Карен к родственникам в Ютландию.
Ааге принимал все более и более активное участие в движении сопротивления. Каждую неделю он пропадал из дому дня на три, на четыре. Для Меты это были нескончаемые ночи, полные ужаса.
Датское подполье, окрепшее и объединенное, направляло свои удары против немецкого транспорта. Каждые полчаса происходила диверсия на железной дороге. Вскоре вся железнодорожная сеть страны была забита взорванными эшелонами.
Полиция отомстили тем, что взорвали сады в Тиволи, столь дорогие сердцу каждого датчанина.
Датчане организовали всеобщую забастовку. Они высыпали на улицу, построили по всему Копенгагену баррикады, над которыми развевались датские, американские, английские и русские флаги.
Немцы объявили в Копенгагене осадное положение. В немецком штабе в Отеле Данглетэр доктор Вернер Бест в исступлении визжал:
- Теперь это копенгагенское быдло почувствует у меня кнут!
Всеобщая забастовка была подавлена, но Сопротивление не прекращало своей деятельности.
19-ое СЕНТЯБРЯ 1944 ГОДА.
Немцы арестовали всю датскую полицию за неспособность справиться с народом и за их открытые симпатии к действиям, направленным против оккупационных властей. Сопротивление организовало смелое нападение на здание немецкого архива и уничтожило его. Было организовано изготовление легкого оружия, мужчины переправлялись в Швецию, где они вступали в датскую освободительную армию, беспощадно расправлялись с полицаями и с прочими изменниками.
В ответ на это полицаи и гестапо расстреливали без разбора направо и налево.
Затем из Германии хлынул через границу поток беженцев. Это были немцы, спасавшиеся от бомбежек, они наводнили страну и распоряжались всем, как у себя дома. Датчане презрительно поворачивали к ним спины.
В апреле 1945 года понеслись всевозможные слухи.
4-го МАЯ 1945 ГОДА.
- Мама, папочка! Война кончилась! Война кончилась!
Глава 13
Победители вступили в Данию: американцы, англичане, датская армия освобождения. Это были незабываемые недели - неделя возмездия полицаям и датским Квислингам, доктору Вернеру Бесту и гестапо. Неделя шумной, бьющей через край радости, достигшей своей высшей точки появлением престарелого короля Христиана на открытии сессии датского парламента. Его прерывающийся от волнения голос звучал хоть и устало, но гордо.
Для Меты и Ааге Ханзен неделя освобождения была омрачена новой печалью. Семь лет тому назад они спасли от смертельной опасности девочку и вырастили из нее цветущую молодую женщину. Какая она была прелесть! Карен была воплощением грации, красоты и веселья. У нее был чистый, приятный голос и танцевала она, словно у нее были волшебные крылья. А теперь наступил день страшного суда.
Когда-то, в припадке отчаяния, Мета Ханзен поклялась, что никогда не отдаст Карен. Теперь Мета Ханзен была жертвой своей собственной порядочности. Теперь приходилось воевать не с немцами, а с собственной совестью. И Ааге - в этом не могло быть сомнений - тоже падет жертвой своего датского чувства чести. Освобождение принесло им страх перед кошмарными ночами и пустотой, которая ждала их, как только у них не станет Карен. Ханзены сильно постарели за эти семь лет. Это стало особенно заметно, когда улеглось напряжение военных лет. Как бы им ни пришлось тяжко во время войны, они все же не разучились смеяться. Теперь же, когда вся страна смеялась, у них смех исчез. У них было одно единственное желание - смотреть на Карен, слышать ее, проводить в ее комнате часы, отчаянно стремясь накопить возможно больше воспоминаний на будущее.