Посадили около миллиона деревьев. Пройдет десять, двадцать, тридцать лет, и деревья будут защищать землю от эрозии. Лесопосадки стали навязчивой идеей Ишува. Куда бы евреи ни пришли, везде они оставляли за собой леса.
Многие новые кибуцы и другие поселения присваивали местные библейские названия. На просторах древней страны возникало также много новых и очень звучных названий. Бен-Шемен - Сын Масла; Дегания - Василек; Эйн-Ганим Садовый Родник; Кфар-Иехезкиел - Село Иезекииля, древнего библейского пророка; Мерхавия - Просторы, подразумеваются - господни; Тель-Иосеф - Холм Иосифа.
Кибуц, расположенный у входа в долину Хулы, столь милой сердцу Барака, был назван "Аелет-Гашахар" - "Утренней звездой". Был и Гешер - Мост, и Гиват-Га-шлоша - Холм Трех. И каждый месяц возникали все новые и новые поселения и названия.
Кибуцовское движение, дитя суровой необходимости, стало ключом к решению проблемы заселения страны. Кибуцы были в состоянии принять массу новых иммигрантов.
Однако не каждый мог приспособиться к жизни в кибуце. Многие женщины, которые самозабвенно боролись за равноправие, не слишком дорожили им после того, как оно было достигнуто. Другие жаловались на то, что нет условий для личной жизни; третьим не нравилось, что дети росли отдельно от родителей. Хотя весь Ишув поддерживал идею национальной собственности на землю и личного труда, но главная причина, из-за которой многие не могли привыкнуть к кибуцовскому образу жизни, состояла в том, что им не хватало земельного участка и двора, которые они бы могли назвать своими. Поэтому небольшая группа откололась от кибуцовского движения.
Она стала называться движением мошавов. В мошаве каждый имел свой личный земельный участок для обработки, а также свой личный двор. Общественными были только общее управление и сельскохозяйственные машины. Некоторые основные культуры обрабатывались тоже сообща всем мошавом, а снабжением и сбытом ведала централизованная организация, действующая на кооперативных началах.
Основная разница между мошавом и кибуцом была в относительно большей личной свободе, и еще в том, что каждая семья жила отдельно и обрабатывала свой участок, как считала нужным. Первый мошав был создан в Ездрелонской долине и назван библейским именем местности "Нахалал" - "Наследство". Место было безнадежно заболочено, и было чудом, что поселенцам, после долгих лет нечеловеческого труда, удалось сделать эту землю плодородной.
Главным недостатком мошава было то, что его члены работали только на себя, и что он не мог принять такого числа новых иммигрантов, какие принимали кибуцы. Тем не менее оба движения развивались и росли.
С ростом Ишува усложнялись и его проблемы. Барак Бен Канаан, всеми уважаемый старый деятель, никогда не знал покоя. Помимо всего прочего, Сионизм очень громоздкая махина. В Ишуве было множество различных политических течений. После погромов взаимоотношения с арабами стали гораздо сложнее; не менее запутанными были и взаимоотношения с англичанами после того, как они стали пренебрегать Бальфурской декларацией и параграфами мандата. По любому вопросу бегали за советом к Бараку. Хотя беспорядков и погромов больше не было, атмосфера оставалась напряженной. Каждый божий день новое нападение, новое воровство, раздавался новый выстрел из-за угла. Не прекращались враждебные проповеди в мечетях. Хадж Эмин эль-Хусейни, сатанинский иерусалимский муфтий, продолжал свою черную работу за спиной у властей и делал все, чтобы вражда не стихала.
Шел 1924 год. Однажды Барак вернулся в Тель-Авив после очень трудной недели в Национальном Совете в Иерусалиме. Он всегда был счастлив, когда возвращался в свою трехкомнатную квартиру на улице Яркона, из окон которой открывался чудесный вид на Средиземное море. На этот раз его встретила неожиданная радость: его ждал дома старый друг, Каммаль, мухтар из Абу-Йеши.
- Много лет я бьюсь над тем, как лучше всего решить головоломную проблему оказания помощи моему народу. Мне больно признаваться в этом, но нет хуже эксплуататоров, чем наши арабские эффенди. Они ничего не хотят делать для феллахов... Они боятся, как бы это не повредило их благополучию.
Барак слушал внимательно. В устах араба, да еще такого просвещенного, как Каммаль, это было в высшей степени необычное признание.
- Я видел, как евреи возвращались в страну и совершали чудеса. У нас нет ничего общего: ни религии, ни языка, ни внешности. Я даже не уверен, что евреи не завладеют когда-нибудь всей страной. Но... евреи - единственное спасение для арабов. Именно евреи, впервые за тысячу лет, принесли свет в эту заброшенную землю.
- Я знаю, Каммаль, что вам нелегко говорить об этом...
- Дайте мне, пожалуйста, досказать. Если только мы сможем жить мирно, как добрые соседи, несмотря на то, что мы так далеки друг от друга, то в конце концов мы тоже извлечем выгоду из всего того, что делаете вы. Я просто не вижу другого пути для арабского народа, Барак, хоть и не уверен в том, хорошо это или плохо.
- Мы ни разу не давали вам повода сомневаться в нашем искреннем стремлении к миру....
- Да... но есть силы гораздо могущественнее, чем мы с вами, и они легко могут развязать конфликт между нами, даже помимо нашей воли.
А ведь он прав, подумал Барак, очень и очень прав.
- Барак, я хочу продать Сионистскому Поселенческому Обществу те земли у озера Хулы, которыми вы всегда так интересовались.
Сердце Барака забилось быстрее.
- Я делаю это не только из благожелательства. Я ставлю еще некоторые условия. Вы должны позволить арабам из Абу-Йеши перенять ваш сельскохозяйственный и санитарный опыт. Для этого, конечно, потребуется время. Кроме того, я требую, чтобы часть детей села, самые способные, могли посещать вашу школу.
- Мы это с удовольствием сделаем.
- У меня есть еще одно условие.
- А именно?
- Вы сами должны переехать тоже.
Барак встал и почесал свою лохматую бороду.
- Я? Почему именно я?
- Потому что, покуда вы там, я буду уверен, что условия будут соблюдаться, и что мы сможем все жить в мире. Я проникся доверием к вам еще в тот день, когда вы впервые появились мальчиком в Абу-Йеше, тридцать с лишним лет тому назад.
- Я подумаю, - ответил Барак.
- Ну, и что ты скажешь своему Каммалю? - спросила Сара.
Барак пожал плечами. - Что я ему могу сказать? Мы не можем, вот и все. Какой ужас! Годы целые я умолял его продать эту землю. Если мы теперь туда не поедем, то мы ее никогда уже не получим.
- Да, жалко, - согласилась Сара, разливай чай.
Барак шагал по комнате. Вид у него был несчастный.
- В конце концов, Сара, - бормотал он, - нам надо считаться с действительностью. Я здесь нужен. Тут и Национальный Совет и Поселенческое общество. Ведь я же не конфетами торгую на Алленби.
- Конечно нет, дорогой, - сочувственно ответила Сара. - Ты тут незаменим. Весь Ишув нуждается в тебе.
- Да, - сказал он, шагая снова по комнате, - к тому же мы с тобой уже не дети. Мне уже пошел шестой десяток, а с этой землей придется здорово повозиться.
- Ты прав, Барак. Мы уже слишком стары, чтобы стать снова пионерами. Ты уже сделал свое для строительства этой страны.
- Точно! Придется мне отказать Каммалю.
Он тяжело опустился в кресло и глубоко вздохнул. Ему не удалось убедить себя. Сара стояла над ним и улыбалась.
- Ты никак смеешься надо мной? - сказал он тихо. - Что ты там затеяла?
Она села к нему на колени, такая маленькая. Он погладил ее волосы своими ручищами, вдруг удивительно нежными.
- Я думала о тебе и об Ари. Работа, конечно, будет очень тяжелая, да и вообще будет нелегко.
- Шшшшш... молчи и пей чай.
Барак уволился из Поселенческого общества, продал тель-авивскую квартиру и во главе двадцати пяти семейств отправился в район болот Хулы, чтобы строить мошав. Они назвали его "Яд-Эль" - "Рука Господа".
Они разбили палатки ниже полей Абу-Йеши и разработали подробный план. Редко кому приходилось сталкиваться с такими трудностями. Болото было глубокое, сплошь заросшее непроходимой растительностью, полусгнившими корягами, над которыми возвышались на девять метров заросли тростника и папоротника. Болото кишело ядовитыми змеями, скорпионами, крысами и всевозможной пакостью. По ночам у одинокого лагеря кружили волки и дикие кабаны. Решительно все, в том числе и воду для питья и хозяйственных надобностей, приходилось завозить на мулах.