- Это исключительная девушка, - сказал Давид. - Она просто творит чудеса среди детей.
Опять раздался детский смех.
Китти подошла к входу в палатку и отогнула брезент. Девушка сидела спиной к ней. Она сидела на деревянном ящике, нагнувшись к керосиновой лампе. Вокруг нее с широко открытыми глазами сидело человек двадцать детей. Они все подняли головы и уставились на вошедших.
Девушка прервала чтение, обернулась и встала, чтобы приветствовать гостей. Лампа замигала от сквозняка и бросала причудливые тени на детские лица.
Китти и девушка стояли друг против друга. Глаза у Китти разширились, словно она увидела привидение.
Она быстро вышла из палатки, затем остановилась, вернулась и еще раз заглянула в палатку на изумленную девушку.
- Я хочу поговорить с этой девушкой, и наедине, - сказала она наконец срывающимся голосом. Подошел Ари. Он кивнул Давиду.
- Отведи девушку в здание школы. Мы будем ждать вас там.
Ари зажег фонарь в классной комнате и закрыл дверь. Китти стояла молча, бледная.
- Эта девушка напоминает вам кого-то, - внезапно сказал Ари.
Она не отвечала. Он посмотрел в окно и увидел приближающиеся тени Давида и девушки. Он еще раз взглянул на Китти и вышел из комнаты.
Оставшись одна, Китти мотнула головой. Это было какое-то наваждение. Зачем она пришла сюда? Зачем только она пришла? Она изо всех сил старалась овладеть собой, чтобы устоять перед взглядом этой девушки.
Дверь открылась, и Китти вся напряглась. Девушка робко вошла в комнату. Китти всматривалась в черты ее лица, с трудом подавляя желание броситься к ней и обнять ее.
Девушка с любопытством смотрела на нее; казалось, она что-то понимала, в ее глазах было сочувствие.
- Меня зовут... Кэтрин Фремонт, - срывающимся голосом сказала Китти. - Ты понимаешь по-английски?
-Да.
Какая прелесть эта девушка! Ее глаза засияли, она улыбнулась и протянула Китти руку.
- Я... я - медсестра. Мне хотелось поговорить с тобой. Как тебя зовут?
- Меня зовут Карен, - ответила девушка. - Карен Ханзен Клемент.
Китти присела и предложила девушке сесть тоже.
- А сколько тебе лет?
- Скоро шестнадцать, миссис Фремонт.
- Пожалуйста, зови меня Китти.
- Хорошо, Китти.
- Я слышала... ты тут работаешь с детьми. Девушка кивнула.
- Это чудесно. Ты понимаешь... я... я, может быть, тоже буду работать здесь... Мне бы хотелось знать о тебе все. Ты не возражаешь?
Карен улыбнулась. Она сразу полюбила Китти и инстинктивно почувствовала, что Китти ужасно хочет, чтобы она ее полюбила; ей это просто необходимо.
- Собственно, - начала Карен, - я из Германии... из Кельна. Но это было давно...".
Глава 11
КЕЛЬН. ГЕРМАНИЯ, 1938 ГОД.
Жизнь - чудесная штука, когда тебе семь лет и твой папа - знаменитый профессор Иоганн Клемент, а в Кельне как раз карнавал. Карнавал вообще хорошая штука, но еще лучше - прогулка с папой даже в будни. Можно пройтись под липами вдоль Рейна, пойти в зоопарк, где самые замечательные на свете обезьяны, а можно также прогуляться к собору и смотреть на башни, доходящие чуть ли не до самого неба. Лучше же всего - отправиться с утра с папой и Максимилианом в городской парк. Максимилиан - самая замечательная собака в Кельне, несмотря на то, что у него несколько странная внешность. В зоопарк Максимилиану, конечно, нельзя.
Иногда берут с собой и Ганса на прогулку, но вообще с маленьким братом всегда куча хлопот.
И коль уж ты такая хорошая девочка, то ты любишь, конечно, и маму тоже и тебе хочется взять и ее на прогулку с папой, с Гансом и с Максимилианом, но мама опять беременна и чувствует себя неважно последнее время. Было бы хорошо, если бы родилась сестричка; хватит с нее одного брата.
По воскресеньям все, кроме бедняжки Максимилиана - он остается, чтобы охранять дом - садятся в машину и папа едет вдоль Рейна к бабушке в Бонн. Каждое воскресенье у бабушки собирается много дядей, теток, двоюродных братьев и сестер, а бабушка готовит сотни вкусных вещей.
Скоро, когда настанет лето, они отправятся в путешествие вдоль берега на север или в Шварцвальд или в Баден-Баден с фонтанами и Парк-Отелем. Какое смешное название "Баден-Баден"!
Профессор Иоганн Клемент - ужасно важное лицо. В университете все снимают перед ним шляпу, кланяются и улыбаются ему.
- Доброе утро, герр доктор!
По вечерам приходят еще профессора со своими женами, а иногда еще человек 15-20 студентов, и в папиной комнате тогда негде повернуться. Они поют и спорят и пьют пиво всю ночь напролет. Когда у мамы еще не было живота, она с удовольствием шутила и тоже танцевала с ними.
Сколько есть на свете чудесных вещей и запахов, и звуков для счастливой девочки семи лет!
Всего же лучше были вечера, когда не было гостей, а у папы не было ни работы, ни лекций. Тогда вся семья собиралась у камина. Господи, какое это было счастье сидеть у отца на коленях, смотреть в огонь, чувствовать запах его трубки и слушать его мягкий, низкий голос, когда он читал сказку.
В эти тридцатые годы происходило много странных и непонятных вещей. Люди словно чего-то боялись и говорили шепотом - в особенности в университете. Но все это пустяки, когда наступает карнавал.
У профессора Иоганна Клемента было над чем задуматься. В дни повального безумия нужно сохранить ясную голову. Клемент был убежден, что ход дел в человеческом обществе подчиняется таким же непреклонным законам, как прилив и отлив. Бывали приливы страстей и ненависти, бывали даже приливы полнейшего безумия. Достигнув высшей точки, они низвергались и распадались вничто. Всему человечеству приходилось существовать в этом беспокойном океане, за исключением небольшой горстки, обитающих на таком высоком острове, что о нем разбивались все приливы и отливы, составляющие человеческую историю. Университет, так рассуждал Иоганн Клемент, был как раз таким священным островом.
Когда-то, в средние века, во времена крестовых походов, тоже был такой прилив ненависти; крестоносцы поголовно истребляли тогда евреев. Но прошло то время, когда на евреев возлагали ответственность за чуму или обвиняли в отравлении христианских колодцев. В период просвещения, последовавший за французской революцией, сами христиане разрушили стены гетто. В эту новую эру евреи и величие Германии были неразрывно связаны между собой. Евреи подчинили собственные интересы более высоким интересам всего человечества; они старались раствориться в обществе. И каких великих людей они дали миру! Гейне и Ротшильд, Карл Маркс и Мендельсон и Фрейд. Этот список можно продолжить без конца. Эти люди были, как и Иоганн Клемент, прежде всего и больше всего немцами.
Антисемитизм так же стар, как и человечество, рассуждал Иоганн Клемент. Он был частью бытия - чуть ли не естественный закон. Варьировали только его степень и разновидности. Конечно, лично ему жилось гораздо лучше, чем евреям в восточной Европе или в полуварварских условиях Африки. Остроконечные шапки и франкфуртский погром принадлежали к другому веку.
Пусть Германию захлестывает сейчас новая волна; он и не думает отвернуться от нее и бежать. И подавно не перестанет верить, что немецкий народ со своим великим культурным наследием рано или поздно разделается с преступными элементами, временно захватившими власть в стране.
Иоганн Клемент зорко следил за событиями. Все началось с истошного крика, затем пошли печатные намеки и обвинения, затем был объявлен бойкот евреев, затем - открытые преследования, избиения, выдергивание бород, затем,- ночной террор гитлеровцев, наконец - концентрационные лагеря.
Гестапо, Эсэс, Эсдэ, Крипо, Служба безопасности рейха. Вскоре каждое немецкое семейство находилось под неусыпным надзором нацистов, и мертвая хватка все более и более сжималась, пока были задушены и уничтожены последние остатки сопротивления.
Тем не менее, профессор Иоганн Клемент, как и большинство евреев в Германии, продолжал верить, что лично его эта новая угроза не коснется. Еще его дед преподавал в этом университете. Это был его, Иоганна Клемента, остров, его святая святых. Он полностью считал себя немцем.