- Ты что же, Мессия, что зовешь нас назад?
- А ты, случаем, не наткнулся на Мессию под кроватью, где ты прятался в дни погрома? - ответил Владимир.
- Ты уверен, что ты не царский агент?
- А ты уверен, что ты не будущая царская жертва? - резко ответил Владимир вопросом на вопрос.
Наконец-то установилась тишина. Владимир говорил спокойно. Он кратко коснулся истории евреев в Польше и России, затем перешел к Германии и Австрии. Потом он остановился на насильственном изгнании евреев из Франции и Англии, на резне, учиненной в Брее и Йорке, в Шпеере и Вормсе.
Владимир рассказал, как папа римский призвал христиан освободить Святую Землю из-под власти мусульман, и как пять крестовых походов, длившихся три столетия, истребляли евреев именем господа.
Владимир рассказал о самом ужасном периоде изо всех - о периоде испанской инквизиции, в продолжение которого над евреями именем церкви христовой были совершены самые невероятные зверства.
- Товарищи, нет такой нации на свете, которая бы над нами не издевалась. Мы должны вновь стать нацией. Это наше единственное спасение.
Пинскер это понял, это поняли также "Друзья Сиона" и это поняли, наконец, "Билуйцы". Мы должны восстановить "Дом Якова".
Когда ребята ушли домой, у Якова сильно билось сердце.
- Ты видишь, Иося? Правильно я говорил? Даже рабби Липцин, и тот пришел на собрание!
- Мне еще надо подумать, - уклончиво ответил Иося. Но в глубине души он уже знал, что Владимир прав и прав Яков. На улице было тихо и темно, и они прибавили шагу. Дойдя до своего дома, они быстро поцеловали мезузу и вошли.
На верстаке отца горела свеча. Сам отец стоял позади верстака в длинной ночной рубашке, заложив руки за спину.
- Здравствуй, отец, - сказали они скороговоркой, пытаясь пройти за занавеску.
- Подождите! - приказал Симон. Они остановились и подошли к верстаку.
В эту минуту послышался голос матери:
- Симон, ребята дома?
- Дома.
- Скажи им, пускай не ходят так поздно.
- Ладно, мать, - ответил Симон. - Ты иди, ложись, я им скажу.
Симон взглянул сначала на Якова, затем на Иосю, затем еще раз на Якова.
- Я скажу завтра вдове Горовица, что ее покойному мужу царство небесное теперь обеспечено, так как оба моих сына прочитали по нему упокойную молитву.
Лгать своему отцу Иося не мог.
- Мы не молились за упокой Горовица, - пробормотал он.
Симон изобразил удивление на лице и поднял руки.
- Вот как! Впрочем, мне следовало догадаться. Вы, ребята, невесту, верно, смотрели. Как раз сегодня у меня был Абрам, наш шадхен. Говорит: "Хороший парень, этот твой Иося. Он приведет тебе в дом богатейшую невесту". Вы представляете? Он подыскивает для тебя невесту, Иося.
- Никакой невесты мы не смотрели, - вырвалось у Иоси.
- Как? Ни на смотринах, ни на молитвенном собрании... Может, вы в синагоге задержались за священными книгами?
- Нет, отец, - чуть слышно ответил Иося.
Яков не мог больше выдержать и выкрикнул:
- Мы пошли на собрание "Друзей Сиона"!
Иося с глупым видом посмотрел на отца, покраснев и кусая губы. Яков был рад, что наконец-то сказал отцу правду. Он принял дерзкую позу. Симон вздохнул и долго смотрел на сыновей.
- Вы меня обидели, - сказал он наконец.
- Именно поэтому мы тебе и не сказали. Мы не хотели обижать тебя, - сказал Иося.
- Я обижен не тем, что вы пошли на собрание "Друзей Сиона", а тем, что сыновья Симона Рабинского не доверяют больше своему отцу.
Теперь и Яков был смущен.
- Но ведь если бы мы тебе сказали, ты бы нам мог и запретить ходить.
- Ну-ка, Яков, скажи мне, когда это было, чтобы я запретил вам набирать знания? Разве я вам когда-нибудь запрещал читать книжку?
Даже когда тебе взбрело почему-то на ум прочитать, прости господи, христианское евангелие, разве я тебе запретил?
- Нет, отец, - ответил Яков.
- Не кажется ли вам, что нам пора поговорить в открытую? - сказал Симон.
Рыжие волосы Иоси светились, казалось, в ровном свете свечи. Он стоял перед отцом, на целую голову выше него, и заговорил без колебаний. Хотя Иося и был медлительным по натуре, но раз приняв решение, он редко менял его.
- Мы с Яковом не хотели обидеть тебя, потому что мы знаем, как ты относишься к "Друзьям Сиона" и к новым идеям. Но я рад, что пошел сегодня на собрание.
- Я тоже рад, что ты пошел, - ответил Симон.
- Рабби Липцин предложил мне записаться в оборонительный отряд гетто, сказал Иося.
- Рабби Липцин нарушает столько обычаев, что я начинаю сомневаться - еврей ли он еще, - ответил отец.
- Вот в этом-то и дело, отец, - сказал Иося. - Тебя пугают эти новые идеи. - Иося впервые в жизни разговаривал со своим отцом в таком тоне и тут же устыдился.
Симон вышел из-за верстака и положил руки на плечи сына. Затем он повел их за занавеску и они все уселись на койку.
- Вы думаете, я не понимаю, что происходит в ваших головах? Новые идеи смотри-ка! Совершенно те же разговоры об автоэмансипации и обороне гетто велись еще в то время, когда я был юношей. Вы переживаете сейчас тот кризис, который переживает в своей жизни каждый еврей. Вам хочется найти ответ на мучающие вас вопросы, найти место в жизни. Когда я был в ваших летах, я даже подумывал о крещении. Так что напрасно вы думаете, что все это для меня внове.
Иося был поражен. Его отец подумывал о крещении!
- А что плохого в том, что мы хотим постоять за себя? Почему это грех, когда мы хотим бороться за улучшение наших условий? - запальчиво спросил Яков.
- Ты - еврей, - ответил отец, - а быть евреем, это налагает кое-какие обязанности.
- Спрятаться, что ли, под кровать, когда приходят убивать?
- Не повышай голоса на отца, - бросил Иося.
- Никто не говорит, что быть евреем - легко. Мы родились не затем, чтобы наслаждаться благами жизни. Мы пришли на свет божий, чтобы соблюдать Его законы. Вот наша миссия. Вот наша цель.
- А вот и расплата! - резко ответил Яков.
- Придет время, и явится Мессия, и он нас поведет назад на родину, когда настанет час, - невозмутимо продолжал Симон, - и я не думаю, что дело Якова Рабинского - подвергать сомнению мудрость Всевышнего. Я думаю, что дело Якова Рабинского состоит в том, чтобы жить по законам Священного Писания.
В глазах Якова от обиды заблестели слезы.
- Я вовсе не сомневаюсь в мудрости Всевышнего, - крикнул он, - я только сомневаюсь в мудрости некоторых людей, кто берется истолковывать эти законы.
Наступило короткое молчание. Иося глотал слюни. Никто никогда не смел говорить с его отцом в таком тоне. Но в глубине души он восхищался смелостью брата, отважно ставящего те самые вопросы, которые он сам ставить не смел.
- Если мы сотворены по образу и подобию бога, - продолжал Яков, - то Мессия живет в каждом из нас, а Мессия, который в моей душе, велит мне обороняться и постоять за себя. Он все время повелевает мне присоединиться к "Друзьям Сиона" и отправиться с ними в Страну Обетованную. Вот что мне велит Мессия, отец.
Симон Рабинский был по-прежнему невозмутим.
- В продолжение всей нашей истории мы немало настрадались от всякого рода лжемессий. Боюсь, ты тоже попался на удочку одного из них.
- А как же мне отличить настоящего Мессию от мнимого? - вызывающе спросил Яков.
- Вопрос заключается вовсе не в том, распознает и признает ли Яков Рабинский Мессию. Вопрос заключается в том, признает ли Мессия Якова Рабинского. Если Яков Рабинский начнет отходить все дальше от господних законов и прислушиваться к мнимым пророкам, то Мессия безусловно не признает его за еврея, Я предлагаю поэтому Якову Рабинскому, чтобы он оставался евреем и следовал дорогой своего отца и всего его народа.
Глава 4
- Бей жидов!
Через окно, разбив стекло, в школьное помещение угодил камень. Раввин поспешно повел ребят задним ходом в более или менее безопасный подвал. На улицах обезумевшие от страха евреи беспорядочно бежали кто куда, тщетно ища укрытия от озверевшей толпы, насчитывавшей по меньшей мере тысячу человек, среди них много гимназистов.
- Бей жидов! - исступленно орала толпа. - Бей жидов!
Это был очередной погром, вдохновителем которого был на этот раз Андреев, горбатый директор местной гимназии и один из самых ярых врагов евреев в Житомире. Гимназисты Андреева ворвались в еврейские кварталы, били окна, громили лавки, выволакивали евреев, которые не успели спрятаться, на улицу и зверски избивали их.