Я тебя очень, очень люблю, - сказала девушка. - Родную мать, и то я не могла бы любить больше тебя.
Китти отвернулась и погладила девушку по волосам.
- Иди, иди спать, - сказала она, и что-то запершило у нее в горле. - Нам предстоит завтра утомительный день.
Китти лежала без сна, курила одну сигарету за другой, потом вставала и ходила по комнате. Каждый раз, когда она смотрела на спящую девушку, у нее сжималось сердце. Было уже далеко за полночь, а она все еще сидела у окна, прислушивалась к шуму прибоя, и смотрела на Яффу, которая была еле видна за поворотом. Было уже четыре часа утра, когда Китти погрузилась в беспокойный сон.
Она проснулась утром с тяжелым сердцем, с усталым лицом и с синевой вокруг глаз от бессонницы. Она, по меньшей мере, раз десять пыталась начать этот тяжелый разговор, но так и не могла заставить себя. Они позавтракали на террасе. Обе молчали. Китти попивала кофе.
- А где генерал Сатерлэнд? - спросила Карен.
- У него какие-то дела. Он придет немного позже.
- А какие планы у нас на сегодня?
- О, всякие.
- Китти... это связано с моим отцом, правда?
Китти опустила глаза.
- Я все время догадывалась об этом.
- Я не имела в виду обманывать тебя... Я
- А в чем дело?.. Пожалуйста, расскажи мне все... Что с ним?
- Он очень, очень болен.
Карен стала кусать ногти; ее губы дрожали.
- Я хочу его видеть.
- Он тебя не узнает, Карен.
Карен выпрямилась и посмотрела в сторону моря.
- Я так долго ждала этого дня.
- Карен, не надо...
- Каждый раз с тех пор как кончилась война - уже больше двух лет, - я засыпала и видела один и тот же сон. Я лежу, бывало, в постели и стараюсь представить себе, что мы с ним встретились. Я знала совершенно точно, какой у него вид, и что мы станем говорить друг другу. В лагерях для перемещенных лиц, затем все эти месяцы в Караолосе на Кипре я каждую ночь видела этот сон... отец и я. Ты понимаешь..., я все время знала, что он живой..., и что мы с ним свидимся.
- Карен... перестань. Все будет совсем не так, как ты это видела во сне.
Девушка дрожала всем телом. Ее ладони были мокры от пота. Она вскочила.
- Поведи меня к нему.
Китти схватила ее за руки и крепко стиснула их.
- Ты должна приготовиться к чему-то ужасному.
- Пожалуйста, Китти... пойдем к нему.
- Об одном помни... Что бы там ни случилось..., что бы тебе ни пришлось там видеть..., помни, что я с тобой. Я буду с тобой, Карен. Не забудешь?
- Не забуду.
И вот Карен и Китти сидели перед доктором.
- Вашего отца пытали в гестапо, Карен, - сказал доктор. - В начале войны они хотели заставить его сотрудничать с ними. Они прибегали к самым жестоким мерам. Все же им пришлось отказаться от этого плана. Он просто не мог работать на них, хотя бы он и подвергал этим вашу мать и ваших братьев смертельной опасности.
- Я сейчас вспоминаю, - сказала Карен. - Как-то не стало писем, и я все приставала к Ааге, не случилось ли что с родными.
- Его отправили в Терезиенштадт, а ваша мать и братья...
- О них мне все известно.
- Они его отправили в Терезиенштадт в надежде, что он передумает. Только после войны он узнал о том, что, случилось с вашей матерью и с вашими братьями. Его грызла совесть, что он так задержался тогда в Германии, из-за чего ваша мать и братья попали в западню. Когда он узнал про их судьбу после долгих лет пыток, его ум помрачился.
- Но ведь он поправится? Доктор посмотрел на Китти.
- У него психическая депрессия... крайняя меланхолия.
- А что это означает?
- Карен, твой отец вряд ли поправится,
- Я вам не верю, - ответила девушка. - Я хочу видеть его.
- А вы его еще помните?
- Очень мало.
- Было бы гораздо лучше, если бы вы сохранили у нем то воспоминание, которое у вас есть, чем видеть его теперь.
- Она должна его видеть, доктор, во что бы то ни стало. Этот вопрос нельзя оставить открытым ни под каким видом, - сказала Китти.
Доктор повел их вниз по коридору и остановился перед какой-то дверью. Сопровождавшая их сестра отомкнула дверь, и доктор открыл ее перед Карен.
Карен вступила в помещение, напоминающее келью. В комнате стояли стул, этажерка и кровать. Она оглянулась вокруг и застыла на месте. Кто-то сидел в углу на полу. Человек был босой и непричесанный. Он сидел, прислонившись спиной к стене, обхватив руками колени, и тупо смотрел на противоположную стену.
Китти шагнула к нему. Он был небрит, лицо было все в рубцах. Внезапно Карен почувствовала какое-то облегчение. Все это недоразумение, - подумала она... Это какой-то посторонний человек... это не ее отец... Он просто не может им быть. Все это - ошибка! Ошибка! Она с трудом подавила желание выскочить вон и закричать:
"...вы видите, все это недоразумение. Это не Иоганн Клемент, этот человек - не мой отец. Мой отец живет, но где-то в другом месте и ждет встречи со мной". Карен остановилась перед мужчиной, сидящим на полу, чтобы окончательно удостовериться, что это не ее отец. Она пристально посмотрела в его потухшие глаза. Это было так давно... так давно, она ничего уже не помнила. Но это, не тот человек, о встрече с которым она мечтала.
Там был камин и запах трубочного табака. Там был большой бульдог. Его звали Максимилианом. В комнате рядом плакал ребенок. - Мириам, сходи, посмотри что с псом. Я читаю сказку девочке, а он мешает.
Карен Ханзен Клемент опустилась на колени перед этой человеческой развалиной.
В доме бабушки в Бонне всегда пахло свежеиспеченным пирожным. Она пекла в продолжение всей недели, готовясь встречать родных в воскресенье.
Несчастный мужчина продолжал смотреть на стену, словно никого больше в комнате не было.
Ты только посмотри, какие смешные обезьяны в Кельнском зоопарке! Зоопарк Кельна лучше всех на свете. Когда же снова наступит карнавал?
Она тщательно изучала сидевшего перед ней человека с босых ног до рубцов на лбу. Ничего... ничего, что напоминало бы ей отца...
"Жид! Жид! Жид!" - орала толпа ей вслед, когда она с разбитым в кровь лицом побежала домой. "Будет, будет, Карен, не плачь! Папа не даст тебя в обиду".
Карен протянула руку и дотронулась до его щеки. "Папочка?" - сказала она. Мужчина не шевельнулся и даже не заметил ее.
Там был поезд, в нем было много детей; говорили, что они поедут в Данию, но она очень устала. "До свидания, папочка", - сказала тогда Карен. - Вот возьми мою куклу, она будет смотреть за тобой". Она стояла в тамбуре и не сводила глаз с папочки, стоявшего на перроне, а он становился все меньше и меньше.
- Папа! Папочка! - вскричала Карен. - Это я, Карен, папочка! Это - твоя дочь. Теперь я уже большая, папочка. Неужели ты меня не помнишь?
Врач крепко держал Китти, которая стояла в дверях и дрожала всем телом.
- Пустите меня, пожалуйста! Я ей помогу, - умоляла Китти.
- Оставьте ее, - ответил врач.
А Карен все вспоминала и вспоминала.
- Да, да! - вскричала она. - Это мой отец! Это мой папа!
- Папочка! - рыдала она и обнимала его за шею. Пожалуйста, скажи мне что-нибудь. Поговори со мной! Я прошу тебя... умоляю!
Мужчина, который был когда-то Иоганном Клементом, заморгал глазами. В его лице появилось выражение какого-то любопытства, когда он почувствовал, что кто-то его обнимает. Мгновение это выражение не сходило с его лица, словно что-то в нем пыталось пробить окружающий его мрак, - потом его взгляд снова потух.
- Папа! - кричала Карен. - Папа, папочка!
Стены пустой комнаты и коридора отражали эхо ее голоса - "Папа!"
Сильные руки врача оторвали ее от отца, и девушку осторожно вывели из комнаты. Дверь снова замкнули, она рассталась с Иоганном Клементом - навсегда. Девушка душераздирающе плакала и упала в объятия Китти.
- Он меня даже не узнал. Боже, Боже... да что же это такое? Почему он меня не узнал? Боже, ответь... ответь!
- Все хорошо, дитя мое; теперь все хорошо. Вот Китти с тобой.