Высадив в Варне Шайке Дана, болгарского офицера и русского лоцмана, корабли снова тронулись в путь. «Пан-Йорк» шел первым, а «Пан-Крессент» — следом за ним. В румынские воды они вошли ночью 27 декабря 1947 года. Это была самая длинная ночь в жизни Йоси.
Разминированный проход был обозначен на воде поплавками, но в темноте эти поплавки были едва различимы, и они шли, ориентируясь преимущественно по компасу и оставленной лоцманом карте.
Все это время Йоси, Гад Гилб и Нисан Левитан безотлучно находились на капитанском мостике, а на носу и вдоль бортов стояли и лежали тридцать молодых ребят с хорошим зрением и, не отрываясь, всматривались в волны, пытаясь разглядеть среди них плавающие мины. В точности как тогда, в Тель-Монде, когда Йоси и его бойцы занимались разминированием дорог. Ведь даже одной-единственной мины, каждая из которых содержала полтонны взрывчатки, было достаточно, чтобы отправить на дно любой из двух кораблей вместе со всеми пассажирами или, по крайней мере, нанести судам серьезный ущерб.
Глаза «смотрящих», которые менялись каждые несколько часов, словно превратились в бинокли, и, чтобы им было легче видеть в темноте, море по обеим сторонам корабля освещалось бортовыми прожекторами.
Йоси приказал, чтобы «Пан-Крессент» шел за «Пан-Йорком» след в след, не отклоняясь ни вправо, ни влево.
Было холодно, шел проливной дождь, дул сильный, сбивавший с ног ветер. Высокие волны заливали палубу водой. Пена покрывала стекло капитанской рубки. В ту ночь двадцативосьмилетнему Йоси потребовалось собрать в кулак все свои душевные силы и проявить всю свою смекалку и находчивость. Решение пройти по «тропинке» ночью, без лоцмана, стало с его стороны проявлением смелости, граничащей с авантюризмом, и неудивительно, что впоследствии сын даст ему кличку Израильский Индиана Джонс, — но Йоси прекрасно осознавал, что на его плечах лежит огромная ответственность за судьбы людей, которых он взялся спасти, и, как всегда, старался корректировать свои эмоции холодным рассудком. Ему требовалась абсолютная уверенность, что жизнь людей, которых он везет, вне опасности, и тридцать добровольцев, которым он поручил искать мины в бурном море, были его единственной надеждой.
Эта ночь оказалась, наверное, самой тяжелой в его жизни. Сделай он тогда одну-единственную ошибку (например, неправильно определил бы высоту волн или местоположение корабля), ускользни от глаз наблюдателей и его собственных хотя бы маленькое пятнышко на воде, не освети луч прожектора хоть одну шальную мину — и могла бы произойти страшная беда, а количество погибших превысило бы число жителей тогдашних Реховота и Ришон-ле-Циона, вместе взятых.
Шторм усилился, и механикам пришлось запустить двигатель на полную мощность. Из-за плотной завесы дождя и качки искать мины становилось все труднее. Прожектора отчаянно пытались прорезать густой занавес ночи. Глаза «смотрящих» все напряженнее вглядывались в темноту.
Нервы у всех были на пределе. На капитанском мостике царило тяжелое молчание.
Йоси ни на секунду не забывал, что везет более пятнадцати тысяч человек по суровому и коварному «морю смерти», в котором невозможно предвидеть, что тебя ждет в следующую минуту. Он помнил, что на дне этого моря лежало несколько тысяч евреев, и знал, что на корабле у него всего пятьдесят спасательных жилетов. «Ты должен это сделать, — твердил он себе. — Ты должен это сделать. На тебя возложена великая миссия, и ты обязан ее выполнить». И вдруг, когда небо осветили первые лучи солнца, он увидел румынский маяк, обозначавший на карте конец «маршрута смерти». Опасная «тропинка» была пройдена! У Йоси возникло ощущение, будто они шли по ней целую вечность, но в действительности они миновали ее довольно быстро и даже не отклонились от графика.