Когда мы плыли на «Эксодусе», — сказал он, помолчав, — англичане блокировали нас в территориальных водах другого государства, и, возможно, они попытаются сделать это снова. Поэтому, если мы сумеем всего лишь прорваться из Черного моря в Средиземное, это уже само по себе будет победой. Это будет прорывом английской блокады. Ведь Средиземное море — это почти Палестина. Мне кажется, что именно такова наша главная задача, и, если мы довезем наших пассажиров живыми, это будет лучшей наградой за наши труды.
Йоси было тогда всего двадцать восемь, и он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Ведь он говорил так не с кем-нибудь, а с самим Шаулем Авигуром — человеком, перед которым преклонялся. Однако он знал, что прав, и говорил очень убежденно.
— Даже сам факт, что мы выйдем из порта, — сказал он, — и тот уже будет огромным достижением. И не важно при этом, сумеем ли мы высадить людей в Хайфе или же их опять отправят на Кипр. Потому что с Кипра у них уже только один путь — в Палестину. Обратно в Европу они больше не вернутся.
Все это время Авигур напряженно молчал и только поигрывал желваками, что делало его немножко похожим на злого бульдога, но, хотя он и производил впечатление человека, высеченного из камня, тем не менее камни тоже иногда дают трещину.
— Продолжай, продолжай, я тебя слушаю, — прервал он вдруг свое молчание и посмотрел на Йоси с печалью.
Это была победа. Йоси понял, что ему удалось пробить в сердце Авигура брешь, и он поспешил довершить свой успех.
— На мой взгляд, — сказал он, — сопротивление вовсе не является нашей главной задачей. Более того, оно нам даже вредит. Ведь англичане именно этого от нас и ждут. Они хотят, чтобы мы дали им повод нас проучить. Я же считаю, что гораздо важнее показать им, что мы способны прорвать их блокаду и что еще не всех евреев уничтожили. Они приложили немало усилий к тому, чтобы нас не было, — так давай же докажем им, что мы еще существуем! Давай не будем уподобляться человеку, которого бросают в море, а он кричит: «Я был прав!» — и тонет. Нет никакого смысла тонуть, если можно не тонуть. Я думаю, что самыми трудными испытаниями для нас станут два пролива — Босфор и Дарданеллы, потому что там англичане могут попытаться сделать с нами то, что турки — под английским давлением — сделали со «Струмой», или даже, не дай Бог, то, что немцы сделали с «Мефкуре». Если они на это пойдут, мы, естественно, проиграем. Однако если мы сумеем оба этих пролива пройти — а я считаю, что это вполне возможно, — тогда победа будет за нами.
Авигур долго думал и наконец пробормотал:
— Ладно, пусть так и будет.
И хотя он не пояснил, что имел в виду под словом «так», Йоси, который хорошо знал его манеру отдавать обязательные к исполнению приказы, понял, что он просто, как всегда, осторожничает. В любом случае было ясно, что Авигур с ним согласился. Потому что, будь это иначе, ему ничего не стоило заменить Йоси кем-нибудь другим.
Глава двадцать вторая
Из Праги Шайке Дан полетел в Бухарест оформить для Йоси и его товарищей по агентству «Алия-Бет» въездные визы в Румынию — чтобы они могли приехать в Констанцу — и каждое утро названивал министру иностранных дел, еврейке по национальности, Анне Паукер (отца которой, между прочим, Йоси вез на «Кнессет-Исраэль»). Однако на Паукер давили англичане, и она тянула с ответом.
Тем временем один из двух кораблей, «Пан-Крессент» (тот, что прибыл из Америки в Венецию), отбыл в Северную Африку, чтобы отвезти туда коммерческий груз, после чего ему предстояло направиться в Констанцу. Однако на обратном пути в машинном отделении обнаружилась неисправность и судну пришлось вернуться в Венецию для ремонта. Разрешение на это получила у итальянских властей Ада Серени. Вскоре на корабле появились три англичанина, которых сопровождали полицейские. Англичане сказали, что они туристы, объяснили, что полицейские приставлены к ним для охраны, и изъявили желание осмотреть «Пан-Крессент», а в ходе осмотра как бы невзначай поинтересовались, куда после ремонта он собирается направиться. Им сказали, что он поплывет в Австралию, чтобы привезти оттуда овец. Однако на палубе в это время лежала груда унитазов, которые еще не успели установить, и, увидев их, туристы удивленно спросили, зачем овцам столько унитазов.