...Кемп положил ему руку на плечо через пятнадцать минут, когда притормозил около старинного красивого дома:
— Мы приехали, Брунн. Как поспали?
— Я не спал ни минуты, — ответил Штирлиц. — Я думал. И у меня чертовски трещит голова. Самое хреновое дело, если не допил. У вас есть что выпить?
— Я же говорил: все, что душе угодно. Дома и я с вами отведу душу, вы-то пили, а я лишь поддерживал компанию, знаете как обидно...
— Знаю. Я тоже поддерживал компанию, когда мне приходилось выполнять свою работу.
— Опять вы за свое... — вздохнул Кемп, пропуская Штирлица в маленький лифт, всего на двух человек, хотя сделана кабина была из красного дерева, зеркало венецианское, а ручки на дверцах латунные, ручной работы, — оскаленные пасти тигров, очень страшно.
Квартира Кемпа поразила Штирлица: в старый испанский дом, с его таинственными темными закоулками, длинными коридорами и громадными окнами, закрытыми деревянными ставнями, была словно бы вставлена немецкая квартира — много светлого дерева (скорее всего, липа), бело-голубая керамика, баварские ходики-кукушка, хирургически чистая кухня-столовая, большой холл с камином; на стенах пейзажи Альп и Гамбурга, его маленьких улочек возле озера.
— Хотите виски? — спросил Кемп. — Или будете продолжать вино? Я жахну виски.
— Сколько у вас вина?
— Хватит. Дюжина. Осилите?
— Нет, мочевой пузырь лопнет, некрасиво. А пару бутылок высосу.
— Есть хамон18. Настоящий, из Астурии, очень сухой. Любите?
— Обожаю. А сыр есть?
— И сыр есть. Располагайтесь. Включить музыку? Я привез много наших пластинок. «Лили Марлен» поставить?
— Какое у вас воинское звание?
— Капитан. Я кончил службу капитаном. Останься в армии, был бы полковником.
— В каком году кончили служить?
— Давно.
— Просто так и сказали: «больше не хочу служить рейху и фюреру»?
— Нет, — ответил Кемп, расставляя на столе большие тяжелые бокалы, тарелки, на которых были изображены охотничьи сцены, бутылки, блюдо с хамоном и сыром. — Вы же прекрасно знаете, что так я сказать не мог. Меня перевели в министерство почт и телеграфа... Мы занимались атомным проектом. Штурмбанфюрер Риктер возглавлял административную группу, я курировал координационную службу, громадный объем информации, нужно было следить за всем тем, что выходило в печать на английском языке, на французском... Да и потом постоянные драки между теоретиками... Они вроде писателей или актеров... Грызутся день и ночь, толкаются, словно дети, только в отличие от малышей дерутся не кулаками, а остро отточенными шипами. Попробуйте вино. Каково?
Штирлиц сделал глоток:
— Это получше того, чем нас поил дон Фелипе.
— Да? Очень рад. Мне присылают вино из Севильи, там у нас бюро, мы купили хорошие виноградники. Эрл знает толк в коммерции... Еще?
— С удовольствием.
— А я добавлю себе виски... Хорошее виски, крестьянский напиток... Зря отказываетесь.
— Я не откажусь, когда вы устроите меня к себе. Напьюсь до одури. Обещаю.
— До одури — не позволю. На чужбине соплеменники должны оберегать друг друга. Неровен час...
— Когда вы уехали сюда?
— В сорок четвертом... Фюрер закрыл атомный проект как нерентабельный. А потом гестапо арестовало ведущего теоретика Рунге, они выяснили, что у него то ли мать, то ли бабка были еврейками, вы же знаете, не чистых к секретной работе не допускали... Ну, меня и отправили сюда, на Пиренеи...