Следователь. — Продолжаю цитату: «эм-эй-эс-эс-эн-эй-эйтч-эм-и...» Что это такое?
Эйслер. — Это мое произведение «Масснаме»... По-немецки это звучит как «мероприятие», «целесообразность»...
Следователь. — Продолжаю цитату: «Рот фронт»... Это все вы сочинили, Эйслер?
Эйслер. — Да.
Следователь. — В статье говорится, что вы один из выдающихся композиторов современности, вас называют борцом-коммунистом против гитлеровской тирании, утверждают, что вы не только великий музыкант, но и товарищ, стоящий в первой линии борьбы. Вы подтверждаете, что это написано про вас?
Эйслер. — Про меня так много писали, что я не могу помнить каждую статью...
Следователь. — Я просмотрел нью-йоркские газеты этого же периода, о вас нигде не писали как о великом композиторе, кроме как в газете американских коммунистов.
Эйслер. — Вы плохо смотрели, я могу показать вам сотни статей обо мне, они где-то валяются в моих архивах.
Следователь. — Подойдите ко мне и посмотрите фото в газете «Дейли уоркер». Это ваша фотография?
Эйслер. — Совершенно верно, моя.
Следователь. — Что за жест вы делаете на фото?
Эйслер. — Это салют немецких ра...
Следователь (перебивает). — Вы подтверждаете, что на фото изображены именно вы и именно вы держите правую руку над головой, причем пальцы сжаты в кулак?
Эйслер. — Подтверждаю, посколь...
Следователь (перебивает). — Вы не отвергаете, что вы держали руку в коммунистическом салюте?
Эйслер. — Да, подтвер...
Следователь (перебивает). — Продемонстрируйте комиссии этот жест!
Эйслер демонстрирует коммунистический салют, подняв правую руку, сжатую в кулак.
Председатель. — Вы не хотите опровергнуть подлинность фотографии?
Эйслер. — Нет. Это салют не только коммунистов, но всех антифашистов. Это не партийное приветствие, а салют антифашистов всего мира.
Следователь. — Вы писали музыку к фильмам режиссера Йориса Ивенса, работавшего с Хемингуэем в Испании?
Эйслер. — Да.
Следователь. — Им мы еще займемся, этим Ивенсом... В статье про вас написано, что вы заявили: «В единстве голосов и действий — надежда на будущее мира». Вы говорили эти слова корреспонденту?
Эйслер. — Журналист вправе писать, что он хочет. Я могу отвечать только за себя...
Следователь. — Это вы написали оперу «Мать»?
Эйслер. — Да. Опера «Мать» написана по мотивам повести Горького.
Следователь. — В одной из арий этой оперы есть слова: «Учи азбуку, не бойся, ты только начни, рабочий, и ты возьмешь власть, ты победишь!» Вы писали музыку и к этим словам?!
Эйслер. — Не мог же я писать музыку к одним словам повести и не писать ее к другим?!
Председатель. — Вы имеете в виду, что сейчас надо быть готовым к тому, чтобы «взять власть и победить»?!
Эйслер. — Я не понимаю вопроса...
Председатель. — Где вы писали эту оперу?
Эйслер. — В Берлине, в двадцать девятом, мне кажется...
Председатель. — Значит, ваша опера обращена к немецким рабочим?
Эйслер. — Не только... Это же опера, произведение искусства.
Председатель. — Но это «произведение искусства» показывали в Соединенных Штатах?
Следователь. — Да.
Председатель. — Значит, эти слова из вашей оперы обращены не только к немцам, но и к итальянцам, французам, американцам?
Эйслер. — Повторяю, опера написана по мотивам повести великого Максима Горького... Слова песни соотнесены с ситуацией, которая существовала в России в девятьсот пятом году...
Председатель. — Могли бы вы написать подобную оперу в Соединенных Штатах с призывом «захватить власть и победить» здесь, в этой стране?
Эйслер. — Нет.
Председатель. — Вы изменили своей позиции?
Эйслер. — Нет. Просто здесь я гость, путешественник... Ваше рабочее движение будет само решать свои дела...
Следователь. — Вы когда-нибудь посылали приветствия в Советский Союз?
Эйслер. — Конечно.
Следователь. — Вы ненавидите Сталина?
Эйслер. — Простите, я не понял вопроса?
Следователь. — Вы ненавидите Сталина? Мы слышали, что вы говорили офицерам иммиграционной службы, что вы ненавидите Сталина.