Следовательно, даже эти показания свидетельствовали о том, что Штирлиц не мог — во всяком случае, на территории рейха — отравить фрау Дагмар-И. Фрайтаг, ибо он находился на берегу, а она на борту парома.
Вопрос о том, каким образом стакан с отпечатками пальцев Штирлица, в котором были обнаружены следы яда, — уже на шведской территории — оказался в каюте покойной Д.-И. Фрайтаг, представлял следующий этап нашего исследования. Выяснилось, что в каютах парома не было посуды, так как пассажиров первого класса обслуживал буфет.
Кельнер Енс Дригиссен показал под присягой, что в каюту, которую занимала фрау Д.-И. Фрайтаг, он принес бутылку пива и стакан по ее просьбе и сделал это как раз в то время, когда паром отваливал от германского пирса.
Каким же образом на стакане могли оказаться отпечатки пальцев Штирлица, если он более не заходил в каюту фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг, ибо не мог этого сделать, так как находился на берегу, в пяти метрах от парома, который отчаливал от пирса?
Лишь после того, как была проведена эта работа, я решился на встречу с бывшими немецкими функционерами — г-ми Кубе и Шонсом.
Беседа с г-ном Кубе прошла результативно. Перед встречей с г-ном фон Шонсом я получил официальное уведомление, что именно он, Шонс, в течение многих лет сотрудничал с СД; именно этот факт он тщательно скрывал от шведских властей; документы, свидетельствующие об этом, позволили мне соответствующим образом разговаривать с г-ном фон Шонсом.
Ниже привожу расшифрованную запись беседы, купировав ряд фраз, не имеющих отношения к делу, а также заключительную часть нашего разговора.
Я, Пол Роумэн. — Г-н фон Шонс, я благодарю вас за то, что вы нашли время для встречи.
Он, Иоахим фон Шонс. — Не стоит благодарности.
Я. — Мне бы хотелось задать вам ряд вопросов.
Он. — В качестве кого?
Я. — В качестве сотрудника государственного департамента.
Он. — В таком случае обратитесь в местный МИД. Я предпочитаю, чтобы наше собеседование проходило в присутствии официального представителя той страны, где я ныне имею честь проживать.
Я. — На какой срок вам выдан вид на жительство?
Он. — Повторяю, я готов беседовать с вами в присутствии представителя здешнего министерства иностранных дел.
Я. — Что ж, согласен. Только сначала вспомните: вы поставили в известность здешний МИД, что сотрудничали с СД и гестапо, то есть с теми организациями, которые — по решению Нюрнбергского трибунала — признаны преступными?
Он. — Это голословное утверждение.
Я. — Прошу вас ознакомиться с материалами, свидетельствующими об этом с неопровержимой очевидностью.
О н (ознакомившись с документами). — Я готов к разговору.
Я. — Ваше решение кажется мне разумным.
Он. — Я готов ответить на ваши вопросы при условии, что вы не сообщите о нашей беседе здешним властям.
Я. — Хорошо. Ознакомьтесь с этой фотографией… Вы ее знаете, вам показывали ее мои коллеги несколько месяцев назад… Что вы можете рассказать об эпизоде, связанном с гибелью фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг?
Он. — Я не имел к этому трагическому случаю никакого отношения.
Я. — Имей вы прямое отношение к факту отравления госпожи Дагмар-Ингрид Фрайтаг, вы бы давали показания местному суду, ибо факт убийства был зафиксирован не в рейхе, а в Швеции, когда паром причалил к здешнему берегу. Меня интересует все, относящееся к этому делу, с иной точки зрения… Когда и от кого вам стало известно о трагедии?
Он. — Если мне не изменяет память, я получил указание встретить эту женщину… На пристани я и узнал о трагедии.
Я. — Как часто вы получали указания встречать подданных рейха? Особенно вне Стокгольма, в семистах километрах от столицы?
Он. — Это был первый случай.
Я. — Чем вы объясните такого рода заботливость по отношению к фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг?
Он. — Теряюсь в догадках.
Я. — От кого вы получили телеграмму с указанием встретить женщину?
Он. — Из Берлина…
Я. — Понятно, что не с Мадагаскара… Вы же прекрасно понимаете, о чем я вас спрашиваю: это было указание МИД или СД?