Нильсен улыбнулся:
— Нет, вы продолжайте, продолжайте, мне нравится, как вы говорите, я себя по-новому ощущаю, даже рычать хочется...
— Львы не рычат, — сказала Кристина, прислушиваясь. — Я их подолгу наблюдала в зоосаду... Они рыкают... И то редко... Слушайте, а это не самолет кружит?
— Вот они, — сказал Джек Эр. — Это ее яхта.
— Зачем же вы попросили ее отключить радио?! — сокрушенно сказал Райли. — Передали бы им все и вернулись в Гамбург... А так вам придется видеть лицо несчастной женщины...
— Так у вас же не гидроплан, мы ж не сядем...
— Поднимемся, прыгнете с парашютом... Пусть поворачивают в Осло... И сразу же отправляйтесь в наше посольство, там все знают, отправят на военном самолете...
— Я могу ее сопровождать?
Райли недоуменно развел руками:
— Вот об этом мне не говорили... Обсудите на месте... Берите парашют, я помогу вам надеть... Он десантный, с надувной лодкой... Мы вас сбросим перед носом яхты, они наверняка услышат шум мотора...
Когда Джек Эр дернул кольцо, рывка не последовало; он задрал голову — парашют не раскрылся; дернул кольцо еще раз; свист ветра в ушах становился пронзительным, ощущение, что где-то рядом вот-вот взорвется бомба; он осторожно потянул аварийное кольцо — и снова толчка не последовало.
Твари, подумал он, зачем же так?! Ну, нет, не выйдет, ярился он, сейчас я постараюсь опустить ноги вниз, только не упасть в воду плашмя, я войду ногами, только б вытянуть их, господи, мамочка, бедная моя, как же ты была права, когда говорила, мамочка, милая, как ты будешь там од...
Райли поежился и сказал пилоту:
— Передайте на базу координаты... Пусть высылают профессиональных парашютистов... Двенадцать человек, не меньше... А мы будем барражировать... Горючего хватит?
Штирлиц, Мюллер (Аргентина, сорок седьмой)
— Ну, а главное дело я берег под конец, группенфюрер...
— К чему вы подбираетесь? — Мюллер поворошил пень в камине баварской, крестьянской, длинной кочережкой; любил, чтобы огонь был постоянным. — Не томите душу, мне так любопытно слушать ваши истории...
— Это не «моя история», — ответил Штирлиц. — Это история народа Соединенных Штатов.
Мюллер не сразу оторвался от камина; бело-синие языки пламени делали его лицо похожим на доброго Люцифера; заводы Форда начали выпускать пробки на водяные радиаторы машин с таким чертом; сразу привлекает внимание покупателя, автомобили пошли нарасхват; если хорошо берут, можно и Понтия Пилата в обнимку с Иудой запустить в серию, отчего нет?!
— История — понятие неоднозначное, — задумчиво заметил Мюллер. — Историей можно считать хорошо записанные анекдоты, вроде тех, что сочинял Цицерон... Нас с вами — немцев и славян — еще и в помине не было, а лысый дед уже разливался в сенате соловьем... Историей можно считать сухую хронологию... Сохранившиеся показания очевидцев... Этому, кстати, я верю больше всего.
— Я тоже, — согласился Штирлиц. — Поэтому хочу спросить: говорит ли вам что-либо такой символ — три квадратика в двух перекрещивающихся голубых кругах; овал, образующийся посредине, закрашен красным? Не напоминает прошлое? Когда вы возглавляли отдел криминальной полиции на юге Германии?
По тому, как Мюллер спокойно отложил кочергу и недоуменно обернулся, Штирлиц понял, что группенфюрер действительно не помнит того, что он был бы обязан помнить всю свою жизнь, до последней минуты...
— Хотите послушать изложение материала о деле летчика Линдберга? — спросил Штирлиц, по-прежнему не отводя глаз от Мюллера.
— Ах, это у него украли дитя? — Мюллер, вспоминая, хмурился, однако был по-прежнему спокоен. — А при чем здесь я? Гестапо? Национал-социализм?
— При том, что три квадратика на странной фигуре означают окно и две детские сумки...
— Что? О чем вы? — Мюллер искренне рассмеялся. — Или расскажите толком, или дайте прочитать документ.
— Читайте, — Штирлиц протянул Мюллеру двадцать страниц тончайшей рисовой бумаги; текст был напечатан с обеих сторон, через один интервал.
— Это надо сделать сейчас? — спросил Мюллер.
— Я же сказал в самом начале собеседования: любой материал, который я вам передаю, суть третья копия с того, который хранится в банке. Поскольку я могу не выдержать пыток ваших людей, я заранее отказался знать, где именно и под каким кодом хранятся эти документы... Можете читать сейчас, хотите — завтра... Но кое-что я должен прокомментировать... Если увлечетесь — не будите, отвечу на вопросы завтра...