Однако в коробке нашли только шесть золотых монет по двадцать долларов каждая.
— Речь ведь шла об ассигнациях, — заметил Финн, — а не о монетах.
— Золото — есть золото, — ответил Хофман. — Это то, что я называю ассигнацией... Я говорил именно об этом.
...Вообще, в квартире нашли мало из того, что хоть отдаленно могло скомпрометировать Хофмана: лишь несколько карт, которые бесплатно раздаются на заправочных станциях, — штат Нью-Джерси, где находился дом Линдбергов, и Массачусетс — там, по словам «Джона», в прибрежных водах на яхте должен был находиться ребенок.
Однако во время обыска агент Сиск заметил некоторые особенности в поведении Хофмана: хотя тот был совершенно равнодушен, в моменты, когда считал, что на него никто не обращает внимания, приподнимался со стула и поглядывал в окно.
— Что вас там интересует? — спросил его Сиск.
— Ничего, — ответил Хофман, испуганно сжавшись.
Сиск посмотрел в окно, не заметив ничего примечательного, кроме разве гаража. Из окна спальни к крыше гаража тянулся провод. Хофман объяснил, что провод составляет часть системы сигнализации, которую он установил: «Отпугнет воров, если попытаются украсть машину». Чтобы продемонстрировать работу, он нажал кнопку рядом с кроватью: гараж осветился.
— Вы там прячете деньги? — спросил Сиск.
— Нет, у меня вообще нет денег.
Обыск дома, продолжавшийся двенадцать часов, подтверждал невиновность Хофмана.
И тогда агенты полиции перешли в гараж.
Через два часа, после тщательного осмотра пола, стен и потолка, один из агентов приподнял доску стены, как раз над верстаком; за доской было узкое углубление, в котором лежало несколько пакетов, завернутых в газету; сыщик осторожно достал свертки и начал их разворачивать; в них оказались пачки банкнот из выкупа Линдберга.
Потом обнаружили — в жестяном бидоне еще один тайник; там хранились такие же свертки; все номера серий совпадали со списком банкнот, помеченных казначейством.
...Увидев деньги, Хофман не дрогнул:
— Это не мои деньги. Они принадлежат моему другу Исидору Фишу.
Затем он продолжил свои объяснения под стенограмму: «Фиш был моим компаньоном в бизнесе, связанном с кожей, потом вдруг решил играть на бирже; не повезло. Я дважды давал ему деньги в долг; у Фиша плохое здоровье, и в рождество он уехал в Германию повидаться с родителями; перед отъездом попросил сохранить до его возвращения кое-какие вещи; откуда я знал, что там?!»
— А где сейчас Фиш?
— Умер, — спокойно ответил Хофман. — В Лейпциге. Шесть месяцев назад».
— Фиш был жив, — заметил Штирлиц, когда Мюллер оторвался от документа. — Вы подписали лжесвидетельство, дав ответ на запрос криминальной полиции.
Мюллер помял лицо жесткими пальцами:
— Располагаете документом?
— Конечно, — ответил Штирлиц.
— Какой мне был смысл давать лжесвидетельство?
— Не знаю, — Штирлиц пожал плечами. — Впрочем, в документах есть место, которое оставляет поле для фантазии...
— То есть? Говорите ясней!
— Фрау Анна Хофман, жена бандита, была в рейхе... Она встречалась с чинами полиции... А матери — до ареста — Хофман написал, что скоро вернется в Германскую империю по амнистии, — он же член «Стального шлема»...
— Уж не хотите ли вы сказать, что фрау Хофман встречалась и со мною? — спросил Мюллер.
И Штирлиц ответил:
— Хочу.
...В канун рождества 1918 года Бруно Рихард Хофман вернулся с войны.
Не только в его родной деревне Каменз, но и во всей Германии невозможно было найти работу, не хватало продовольствия, будущее сулило мало надежд: «во всем виноваты левые!» Несмотря на то, что Рихарду к тому времени исполнилось только девятнадцать, он уже два года прослужил пулеметчиком в специальной группе войск, «часть особого назначения» (или — любовно — «головорезы»).
В марте 1919 года он начал жизнь профессионального бандита. В первой краже Хофман «служил» лестницей: на него встали сообщники, чтобы проникнуть в окно второго этажа дома бургомистра, тот отказался добром отдать золото (получил письмо — два круга, овал, квадратик). Затем Хофман напал на двух женщин, которые везли в детских колясках продукты, в то время строго лимитированные, им дали по карточкам на декаду.
Он был задержан, изобличен и приговорен к четырем годам тюремного заключения; в 1923 году выпустили на свободу; в июне снова осудили по обвинению в продаже краденых вещей; через два дня он совершил побег и исчез из Каменза, чтобы появиться в Соединенных Штатах...
— И последнее, — заключил Штирлиц, — после того, как полиция нашла номера ассигнаций, полученных Хофманом от учителя Кондона, после того, как было доказано, что лестница сделана им, лично, дома, после того, как старый учитель опознал его и был вынесен смертный приговор, Анна Хофман начала кампанию в его защиту, собирая в театрах тысячи немцев; эти люди платили деньги за освобождение соотечественника — под залог... Пришли золотые монеты и из рейха, группенфюрер... Их передал Анне Хофман человек, которого вы знали... Вы подписывали характеристику на выезд в Штаты полицейского агента Скролдля... Этот документ тоже лежит в сейфе банка — я имею в виду подлинник... Ну, а что потом случилось с полковником Линдбергом, вы знаете... Вот этого-то вам американцы никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не простят...