— Покупаю.
Подошла Жозефина, принесла виски со льдом, фисташки, сухарики; Роумэн вытащил пальцем из стакана лед (привык в Испании), бросил его на пушистый белый ковер, не отводя глаз от лица режиссера, и, чокнувшись с фарфоровой актрисулей, продолжил:
— Ну, так вот… Агент налогового ведомства вытоптал одного подонка, надел на него наручники и привез в управление: «Послушай, парень, советую тебе добром, — говори всю правду, понял?» — «Понял». — «Ты Джек Смит?» — «Да». — «Ты платишь налог с трех тысяч долларов?» — «Да». — «А на какие же ты шиши, сука паршивая, купил жене новую модель „Бьюика“, сыну — трехэтажный дом, а дочери — колье за тридцать пять тысяч?! Ты знаешь, что укрывательство доходов по федеральному закону карается десятилетним тюремным заключением?!» — «А я ничего не укрываю». — «Откуда деньги?! Нашел клад?!» — «Нет, клада не находил. Я мажу». — «То есть?!» — «А очень просто: вот я сейчас предлагаю вам мазу на тысячу баков, что, не сходя с места, укушу свой левый глаз». — «Но, но, не дури!» — «Я серьезно», — ответил Смит и вытащил десять бумажек по стольнику каждая. Тогда и агент положил свою тысячу. Смит достал свой глаз — он у него стеклянный, — укусил его и водрузил на место. — «А могу помазать на две тысячи, что укушу правый глаз». Агент решил, что это блеф, он же зрячий, этот Смит, и выложил чек на две косых. Тогда Смит вытащил изо рта протез и укусил правый глаз — челюсть-то вставная! Положил деньги в карман и заключает: «У меня есть еще одна маза, только очень рискованная, так что больше тысячи я на нее не ставлю». — «Это какая же, проходимец?!» — «Я могу вас описать духами „шанель“ номер пятнадцать… Не всегда получается, но из уважения к вам рискну». Ладно, поспорили, Смит поднялся и уделал агента с головы до ног; тот понюхал и зарычал: «Скотина, но ведь это не „шанель“, а моча!» — «Верно, — согласился Смит, — берите назад свою тысячу, у вас я выиграл всего две и у вашего босса пять тысяч: с ним я поспорил, что описаю вас с головы до ног при вашем полнейшем согласии, — видите, он в окне корчится от смеха… Вот так и живу. Если я нарушаю закон — укажите статью и параграф, а так — до свидания! Урон, который вы мне нанесли незаконным задержанием, я возмещу через суд, честь имею».
Гриссар закурил толстенную сигару:
— Какого черта вы работаете в «Юниверсал»? Разве это фирма для вас?
— Я бы с радостью перешел к вам.
— Да, но у меня нет фирмы, — Гриссар обнял Жозефину, мягко подвинув ее к своему необъятному торсу. — Когда мы с маленькой разбогатеем на фильме о Верди, я открою фирму…
— Почему Верди? — удивился Роумэн. — Вы же готовите ленту о Савонароле?!
— Нет, Савонарола — для публики… Пусть журналисты нагнетают страсти, а критики готовятся втоптать меня в асфальт… Вообще-то я хочу сделать нежный и грустный фильм о великом итальянце, которого подкармливала мафия…
— Значит, про осведомителя не будете? Жаль. А то могу продать еще пару сюжетов о шпионах. Я же сидел у Гитлера в концлагере, есть о чем порассказать…
— Ох, как интересно, — сказала Жозефина. — Мой брат был на фронте, я обожаю слушать рассказы про то, как дерутся мужчины…
Роумэн оглядел ее кукольную фигурку:
— Если бы вы пригласили сюда подружку, похожую на вас, я бы с радостью рассказывал вам про то, как дерутся мужчины, до самого утра… Пока вам бы не захотелось, чтоб мужчины стали вас баюкать…
Жозефина оценивающе оглядела Роумэна, спросила, как его надо представить, поинтересовалась, кто оплатит такси (подружка жила на другом конце города), и, удовлетворенно кивнув, когда Пол ответил, что работает помощником продюсера и такси оплатит в оба конца (если возникнет необходимость в возвращении), пошла к телефону — такому же старинному, перламутровому, вычурному, как и мебель в президентском номере режиссера…
— Знаете что, Джо, — сказал Роумэн, по-прежнему разглядывая Жозефину, стоявшую возле телефона в позе, которая должна будить желание, — все эти «Верди», «Осведомители», «Савонаролы» хороши для упражнений. Реальные баки может дать супербоевик, а он у меня в голове.
— Вы же не станете говорить об этом без юриста, — усмехнулся Гриссар. — И правильно сделаете… Я все сопру… Нравится девочка?
— Хороша.
— Так берите ее себе… Я не по этой части… Меня больше привлекают мужчины с героической биографией и ранней сединой…
— Увы, ничем не могу помочь, — вздохнул Роумэн. — Я этого не понимаю…
— Я же вас не неволю. И пригласил вас не поэтому… Правда, мне понравились ваши реплики, в них есть нечто трагическое, то есть возвышенное над уровнем среднего мышления собирающихся в «Плазе»… Хорошо, что вы сразу все поставили на свои места, из нас делают каких-то монстров, а мы нормальные люди, такие же мужчины, но испытывающие влечение к силе, а не покорности… Что за идея? Нет, нет, просто тема… Тему можете назвать?