И Мюллер дрогнул.
По-кошачьи, бесшумно поднявшись, он подошел к двери, что вела на кухню, резко распахнул ее: два индейца-повара сидели на подоконнике, наблюдая за тем, чтобы не переварить кофе, стоявший на большой плите; Мюллер подкрался к той двери, что вела в его кабинет; там тоже никого не было.
— Тем не менее включите радио, — посоветовал Штирлиц. — Дело того стоит.
Мюллер ткнул пальцем в шкалу «Блаупункта»; как обычно, передавали испанские песни — гитара, кастаньеты и захлебывающийся голос женщины.
— Теперь вы спокойны? — спросил Мюллер, вернувшись на свое место.
Штирлиц покачал головой:
— Теперь спокойны вы, группенфюрер… Помните, как двадцатого апреля сорок пятого года вы расписались на приказе, полученном от фюрера: «службе гестапо обеспечить вывоз в Альпийский редут вождя мирового фашизма, дуче Италии Бенито Муссолини»?
— Если я и забыл, то у вас должен быть этот приказ, не правда ли?
— Конечно.
— Дадите ознакомиться?
— Пожалуйста, — Штирлиц протянул ему копию, сделанную на тонкой бумаге.
Мюллер пробежал глазами текст, кивнул:
— Да, подпись моя. Но ведь в получении этого же приказа расписался и Кальтенбруннер, и обергруппенфюрер СС Вольф.
— Кальтенбруннера повесили, Вольф в тюрьме, а вы являетесь неким преемником идей фюрера, нет? Следовательно, отвечать за неисполнение приказа — перед лицом членов партии — придется вам, группенфюреру Генриху Мюллеру; больше некому.
— Я сделал все, что мог, Штирлиц, — Мюллер положил себе ветчину и начал тщательно жевать, скрывая полнейшее отсутствие аппетита.
Штирлиц покачал головой, сострадающе вздохнул:
— Нет, группенфюрер. Все не так. У меня есть документы, которые говорят об обратном…
— Очень любопытно услышать систему доказательств от противного…
— А кофе дадут?
Мюллер нажал на кнопку под столом; индейцы принесли кофейник, аромат был горьким, чуть пьянящим.
— Сливки нужны? — поинтересовался Мюллер.
— Ни за что, — ответил Штирлиц. — Водкой не угощаете, напьюсь крепким кофе.
— Могу угостить и водкой.
— Спасибо. Чуть позже.
— Я весь внимание, Штирлиц…
— Сейчас, только доем фаршированную колбасу… Вкусна, сил нет оторваться…
Он деловито, с видимым, а не наигранным наслаждением доел колбасу, налил себе кофе и неторопливо заговорил:
— Как мне кажется, Гитлера на самом деле не очень-то тревожила жизнь Муссолини… Его более всего волновала судьба диктатора: если бы с дуче не произошло то, что ныне известно всем, — а случилось это двадцать восьмого апреля, и Гитлер читал радиосообщение о трагедии, — я не знаю, как бы себя повел великий фюрер германской нации… Я расскажу вам, отчего оставшиеся в живых лидеры национал-социализма не простят вам гибели Муссолини… Помните, еще в феврале сорок пятого, когда генерал Вольф впервые прибыл в Швейцарию к Даллесу, вам поступили сведения о контактах Муссолини с миланским кардиналом Шустером?
— Я не помню этого, Штирлиц, — ответил Мюллер скрипучим голосом, что свидетельствовало о высшей степени раздражения. — Я руководил слишком большим подразделением, чтобы помнить все…
— Сохранилась ваша переписка с представительством гестапо при штабе дуче. Я оперирую фактами. Иначе я рискую провалить ту миссию, которая возложена на меня американскими друзьями… Так вот, уже в конце февраля вы знали, что кардинал Шустер передал англо-американскому командованию письмо Муссолини… Текст помните?
— Нет.
— Я помню. «Силы социальной республики, — писал дуче, — должны воспрепятствовать тому, чтобы жизнь нации потонула в хаосе, анархии и гражданской войне. Всякое неконтролируемое экстремистское движение (коммунистические партизанские отряды, митинги, забастовки) должно быть подавлено совместными силами моей социальной республики и союзников с помощью священников, которые приложат все усилия для пропаганды идей всеобщего умиротворения. При этом я, как дуче республики, должен знать, какова будет судьба членов правительства и руководящих деятелей моего движения». Вспомнили?
— Да вы продолжайте, Штирлиц, продолжайте, — сказал Мюллер. — Смеется тот, кто смеется последним.
— Ладно, не буду смеяться, — согласился Штирлиц. — Да и до смеха ли мне, группенфюрер? Вскоре после этого начальником «корпуса добровольцев свободы» стал генерал Кадорна, помните? Интересная личность: противник фашизма, но при этом практик антикоммунистической борьбы. И отправился генерал Кадорна не куда-нибудь, а в Швейцарию, и не к кому-либо, а к Аллену Даллесу. И там-то мистер Даллес поставил вопрос в лоб: «Сможет движение дуче удержать север Италии от коммунистического восстания? Хватит ли у Муссолини сил и авторитета спасти страну для демократии?» И Кадорна, который был реалистом, ответил, что дуче не сможет спасти север Италии от коммунистического восстания. Он имел постоянный контакт с доктором Захарисом, отправленным Гитлером к дуче в его «столицу» Гарньяно; тот, поняв, что дело проиграно, снабжал генерала Кадорну интимной информацией о Муссолини: «Он в состоянии депрессии, плохо понимает происходящее, убежден в том, что нация стоит за его спиной, готова дать смертельный бой союзникам; порою, однако, обсуждает с главой секретной полиции Тамбурини подробности предстоящего побега на подводной лодке в Японию. Генерал Вольф, возглавивший немецкие войска на севере Италии, перестал общаться с Муссолини; впрочем, его заместитель успокоил дуче, сказав, что на днях будет пущено в ход секретное оружие фюрера, которое сметет русских, англичан и американцев; оснований для беспокойства нет; все идет, как запланировано…» И было это двадцатого апреля сорок пятого, группенфюрер, когда Гитлер возложил на вас ответственность за спасение дуче. А сделал он это не зря, ибо Шелленберг — торгуя всеми, кроме себя, — отдал в бункер информацию, что Муссолини отправился на встречу с врагами: двадцать пятого апреля в Милане дуче Италии сел за стол переговоров; напротив него расположились генерал Кадорна, христианский демократ Мараца и член ЦК партии действия Рикардо Ломбарди. Эта делегация Комитета национального освобождения имела указание: переговоры продолжаются ровно час; условие только одно — безоговорочная капитуляция. Вел встречу кардинал Шустер. Выслушав слова о «капитуляции», дуче недоуменно заметил, что ожидал совершенно иного; поинтересовался, какая судьба ждет лидеров фашизма. Ему ответили, что их судьба будет решаться по закону. «По закону военного времени? — сразу же спросил Муссолини. — Или мирного?» — «По действующим законам», — ответили ему. «Я должен посоветоваться с немцами, которые ведут бои, — сказал дуче, — только я могу понудить их сдаться, если вы гарантируете жизнь». Он прервал заседание, отправился в свой штаб, а там ему сказали, что Вольф уже сидит за столом переговоров с американцами. «Они предали меня», — сказал Муссолини и сел в машину; а ведь его сопровождали ваши люди, группенфюрер… Они должны были вывезти его в Тироль… А они его бросили, как только дуче переоделся в немецкую форму и натянул на голову каску… Один из этих ваших людей жив… Он дал показание, что вы отправили приказ: «Пусть с дуче разбираются сами итальянцы, охрану снять». Зачем вы отдали такой приказ? Чтобы поскорее уничтожили свидетеля, который лучше всех других знал, что творило гестапо в Италии? Или же — я вправе трактовать этот приказ и так — хотели помочь американцам схватить Муссолини, в случае чего зачтется?