— Можно, — усмехнулся тот. — Мы ведь живем посредине…
Солано шутливо погрозил ему пальцем:
— Вы живете внутри! Это совершенно другое дело… Словом, в тот день, когда совершилось преступление, Сандино получил официальное заверение президента Сакасы, что гвардия Сомосы будет распущена и вместо нее он создаст национальную армию… Ведь гвардейцев придумали янки, когда оккупировали Никарагуа… А что значит Сомоса без гвардии? Ничего! Нуль. Пшик… Вот он и поехал к посланнику — «гринго» Блиссу Лейну, а от него отправился в свой штаб, запер все двери и предложил присутствующим членам штаба подписать санкцию на убийство Сандино… Всем… Круговая порука… Сам он подписался с краешку, незаметно, чтобы в случае чего можно было сказать, что это сделано под нажимом гвардейцев… Казнь Сандино была поручена майору Дельгадильо… Сомоса уехал на вечер поэзии, аплодировал стихам Элюара, даже прослезился… А после прощального ужина в честь Сандино, когда президент лично усадил его с отцом и братом в машину, по дороге на аэродром нашего героя остановили. А потом расстреляли из пулеметов… Нет, отца пощадили, но он умер вскорости, когда узнал, что Сомоса расстрелял его внучек… Наутро президент Сакаса собрал в своем дворце министров, иностранных послов и пригласил Сомосу.
Его обращение потрясло собравшихся:
— Я поручаю генералу Анастасио Сомосе возглавить комиссию по расследованию злодеяния, совершенного сегодня ночью, которое пало позором на всех никарагуанцев, ибо они позволили бандитам убить нашего национального героя. Я требую от генерала Сомосы публичной клятвы на верность конституции и мне, президенту…
И Сомоса поклялся…
…Я узнал все про майора Дельгадильо, который руководил расстрелом Сандино… Но Сомоса пригласил к себе на ужин капитана Поликарпио Гутьереса: «Ты должен признаться, что убил Сандино, мой молодой друг… Ты должен выйти на процесс и открыто, при журналистах, во всем признаться во время перекрестного допроса моих судей… Я готов поклясться на крови, что ты не будешь казнен… Твоя семья получит деньги уже сейчас, завтра же… Большие деньги. На год, что ты проведешь в камере, им хватит с лихвой… А потом, когда пройдет это паршивое время тараканов и я стану президентом, ты превратишься в национального героя… „Зеленые рубашки“ сделают тебя своим фюрером, мой молодой друг, клянусь…»
— Кто такие «зеленые рубашки»? — спросил Роумэн.
— Фашисты. У нас их было много… Главные любимцы Сомосы… Крепкие ребята. В декабре сорок первого они сменили свои зеленые рубашки на мундиры гвардейцев…
И Гутьерес вышел на процесс… Он сыграл то, что ему написали, хотя крепко мандражил, потому что всех рядовых гвардейцев, расстрелявших Сандино, через час убили выстрелами в висок, чтоб не было никаких следов… Убили и тех двух полковников, что вместе со мной проводили расследование… А я до сих пор жив… Почему? А оттого, что я сказал Сомосе: «Генерал, то, что я знаю, надежно хранят в Чикаго люди моего брата Аль Капоне. Я передал им документы, которые станут вашим смертным приговором, если с моей головы упадет хоть один волос»… И вот живу… И только поэтому могу помогать Пепе и его боссам… Как это важно — знать и хранить…
Гуарази мягко поправил:
— Храним мы, Солано… Ты знаешь… Все, пошли отдыхать, с Сомосой надо говорить на свежую голову…
…Гвардейцы Сомосы — низкорослые, иссиня-черные, отчего-то все как один кривоногие, с вывернутыми икрами, абсолютно индейский тип — обыскали Гуарази и Роумэна; Солано отдали честь, но начальник охраны диктатора столь страстно обнимал старика и обхлопывал, что стало ясно: обыск обыску рознь.
«Первого» и «второго» оставили в машине; Гуарази — после тяжелого раздумья — запретил им брать с собой шмайсеры и гранаты, все равно не отобьемся, паренька охраняет сто человек, рядом, в бункере, полк, какой смысл подыхать всем? Если мы не выйдем через час или услышите стрельбу, гоните на север, к Леону, пробирайтесь через джунгли в Сальвадор, идите в посольство, вас отправят домой, скажете, что нам крышка, пусть затребуют тела, я хочу быть похороненным рядом с отцом и братьями.