– О запрете ядерных испытаний? Выучил. А можно я от себя еще немного добавлю?
– Про ядерную зиму? Не надо. У нас для этого теперь Александров есть. Я видел его доклад – убийственный.
– А в целом у вас как тут? – поинтересовался я.
– Пока все отлично. Сдвинулись с мертвой точки переговоры по территориальной проблеме, да и в целом работать стало намного легче. Все благодаря тебе и Красным Звездам! Вы тут словно пробили брешь в их защитной плотине. Так отгородились от нас островитяне, что раньше не подойти было.
Ну хоть от кого-то дождался заслуженной благодарности…! Пожал на прощанье Соловьеву руку, осмотрелся по сторонам – где-то здесь должен быть глава SONY, с которым у меня была назначена встреча на завтра. Церемония закончилась, и народ начал организованно расходиться. Неподалеку я увидел Ояму и начал к нему протискиваться через толпу. Многие меня узнавали, но благодаря японской вежливости никто не приставал. А сумасшедших фанатов на такие мероприятия не допускали.
– Коничива, Масутацу-сан – поздоровался я с Оямой, поклонившись ему.
– О, Виктор! – учитель мне обрадовался, даже приобнял по-отечески. Небывалое проявление чувств для чопорных японцев.
– Мои соболезнования насчет Веры-сан – надеюсь у нее будет хорошее перерождение.
– Лишь бы не Страшный суд – вздохнул я – Как ваши дела?
– О, все хорошо, в конце ноября летим в Москву, господин Соловьев очень помог нам с визами и контактами в Москве.
Отлично! Я мысленно потер руки. Только что образованная советская федерация каратэ получит международное признание и сертификацию от одного из основателей.
– А что с Хансом?
С Лукасом насчет Дольфа Лундгрена у нас все было обговорено, но проверить никогда не мешает.
– Улетел в Лондон на пробы – покивал Ояма – Я отправил с ним одного из своих лучших учеников. Господин Лукас просил меня прислать каратиста – постановщика боевых сцен.
– Я надеюсь, Джордж был щедр?
– О… более чем! Оплата за съемки пойдет как постановщику, так и федерации. Наше участие будет также отражено в финальных титрах.
Поручкавшись с послом Менсфилдом и другими знакомыми из американского посольства, я наконец, закончил свои дела в Будокане и отправился на телеканал NHK. Завтра состоится премьера документального фильма, который про нас снимали японцы в Москве, Токио и даже Париже, и мне предстояло дать интервью, предваряющее его показ. Назвали они свой фильм незатейливо – «Восход Красной Звезды».
Встречал меня лично директор канала – низенький, плотненький японец лет 60-ти. Весь седой, как лунь, но в стильном костюме, и модном галстуке. С ним целая свита всяких ассистентов, которые тут же окружили нас плотной заботой. Всем, включая мою охрану, предложили чай, кофе и даже спиртное с закусками. В одной из переговорных на 10-м этаже здания был накрыт целый фуршет. Я вежливо отказался.
– Очень, очень жаль, Виктор-сан – расстроился директор по имени Таро Ямада – Мы надеялись, вам угодить.
– О, поверьте, все организовано на высшем уровне, господин Ямада! – я успокаивающе кивнул встревоженному Вячеславу, который мне строго-настрого запретил есть и пить в незнакомых местах.
После небольшой беседы, мы прошли в студию, где записали интервью к премьере фильма. Сам фильм я посмотрел в аппаратной, в присутствии переводчика, которого пригласил канал для интервью. Лента японцам вполне удалась – ничего нигде не провисало, все было живенько, кое-где даже пронзительно. У меня сдавило горло и защипало глаза, когда увидел кадры с счастливой, улыбающейся Верой у фонтана на ВДНХ. Ну, и мрачная сцена в Париже, где парижане провожают ее в последний путь на площади Бастилии…
– Очень хорошо, Таро-сан – мой голос дрогнул, и я все-таки достал платок, высморкался – Даже не ожидал, что получится так…ярко. И закадровые песни хорошо легли. Особенно «Я желаю счастья вам» с Верой. Думаю советское Гостелерадио захочет приобрести этот фильм.
Я сделал себе зарубку в памяти – поговорить с Лапиным. За «Голос» он мне должен…
– Мы долго думали как лучше подать эту тему с музыкой… – директор встал, подошел к окну. Нахмурил густые седые брови. Здание башни вдруг качнуло. Раз, второй… Заскрипел подвесной потолок, распахнулась входная дверь, воздух в помещении словно застыл. С тихим шелестом на пол спланировали листы из рассыпавшейся стопки бумаг с верхней полки стеллажа у дальней стены. Лица японцев в комнате превратились в застывшие маски. Ко мне подскочил Вячеслав и, схватив за шкирку, толкнул меня к двери.