– Появлюсь. А где сейчас наш герой?
– В комнате отдыха у меня отсыпается. Пусть переночует здесь, в посольстве, а утром я его сам в отель привезу и проконтролирую. А на Иманта Яновича не злись, он скорее всего про алкоголизм вашего Александрова сам ни сном, ни духом. Наверняка, кто-то из подчиненных эту информацию профукал.
– Премного благодарен вам за помощь! С меня пузырь вискаря.
– Лучше в следующий раз привези мне нормального черного хлеба из Москвы и кусок сала улыбается он – а на вискарь этот уже глаза мои не смотрят. Тут его залейся.
– И баночку бычков в томате прихватить? – ехидничаю я.
– А вот не откажусь! И даже на килек в томате согласен. Знаешь, как иногда хочется чего-то такого?
– Догадываюсь… Спасибо вам еще раз за помощь, пойду еще к Николаю Николаевичу загляну, надо с ним по поводу SONY посоветоваться.
…Вот так в делах и провел целый день, аки пчелка. Даже пообедать сегодня некогда было. На съемках кофе выпил, у Соловьева чай с двумя бутербродами мне перепал. Пока с ним обсудили все, что надо, за окном уже и вечер настал. Единственное, что еще успел – заехал в Гиндзу в огромный спортивный магазин и нашел там те самые высокие кроссовки нужной нам модели. Взял пять пар – себе, рижанам и Лехе. Еще и пару толстовок до кучи прихватил. И счастливый поскакал в отель отсыпаться…
…Ну, это я так наивно думал, что мы проскочим незаметно через холл и тут же в номер баиньки. Фиг-то… У входа в отель нас уже поджидала толпа журналистов.
– Чего это они возбудились? – недоуменно уставился я через затемненное стекло лимузина на сверкающие в темноте вспышки. Телевизионщики даже умудрились с собой софиты притащить.
– Так фильм же по NHK показали и твое интервью, пока мы по Гинзе ходили. Вот и налетели вороны… – ворчливо пояснил Славка.
– А, точно! – хлопаю я себя по лбу – совсем забыл, что премьера сегодня вечером была.
– Давай теперь, отдувайся, …герой!
Ждем, пока охранники выйдут из второй машины и оттеснят самых шустрых репортеров от входа в отель. Через огромные, ярко освещенные окна холла видно, что и внутри зевак тоже собралось достаточно. Значит, и там придется до лифта пробиваться с боями.
– Готов…? – приоткрывает дверцу лимузина Вячеслав.
– Всегда готов! – мрачно отзываюсь я, отдавая пионерский салют. Спасибо, хоть лыбиться сейчас не придется, но пару слов репортерам все равно сказать нужно, без этого уже никак.
– Слав, две – три минуты на общение с журналюгами, а потом быстро заходим в отель.
Бодигард кивает и отдает команду в микрофон гарнитуры. Парни слаженным движением отсекают народ от лимузина, давая мне возможность выбраться наружу. Яркие вспышки фотокамер и софиты слепят глаза, не позволяя прийти в себя и сосредоточиться. Да пошло оно все…! Я демонстративно достаю темные очки и цепляю их на нос, отгораживаясь ими, как щитом, от всего этого безумия. Репортеры, перебивая друг друга, выкрикивают вопросы, просят меня прокомментировать фильм NHK. Понятно, что больше всего их интересуют последние кадры из Парижа. Я поднимаю руку, прося тишины, и толпа послушно замолкает. Слышно только стрекотание камер и щелканье затворов фотокамер.
– …Простите, но мне до сих пор очень тяжело говорить о случившемся. Повторю только, что смерть Веры – это страшное горе для всех, кто ее знал и любил. Светлый, добрый человек погиб из-за жадности французских папарацци. Да! Это непреднамеренное, совершенное по неосторожности, но все же убийство. И проведенные полицией экспертизы не оставляют сомнений на этот счет. Мы все должны извлечь урок из страшной трагедии. Такого не должно больше повториться.
Замолкаю и обвожу взглядом журналистов. Лица застывшие, на них невозможно прочесть эмоции. В отличие от фанатов, здесь слезы никто лить не собирается – в лучшем случае посочувствуют. Даже не понятно: то ли это специфика японского менталитета, то ли просто профессиональная деформация, никак не зависящая от национальности.
– Поверьте, ваши коллеги из NHK могут рассказать гораздо больше, чем я, поскольку у них была возможность поговорить с простыми людьми и увидеть реакцию парижан на убийство Веры. Они видели все происходящее в городе, а на мою долю досталось лишь общение с французскими властями. А им было абсолютно наплевать на гибель Веры, и только шквал возмущения заставил их заняться расследованием. Иногда мне казалось, что я общаюсь с холодными, бездушными роботами, а не с живыми людьми.