В каждом договоре нашло свое отражение соотношение военных сил португальцев и их африканских контрагентов. Как правило, эти договоры фиксировали в юридической форме военное превосходство Португалии, что выражалось в признании африканскими правителями своей вассальной зависимости от португальского короля, признаваемого верховным сюзереном, с обязательством платить ему дань. По сути дела, установление такого рода отношений означало не что иное, как учреждение той или иной формы португальского косвенного управления территориями и превращение их в такие политически зависимые территориальные единицы, которые позже получили название протекторатов.
Краеугольным камнем доктрины косвенного управления был принцип искусственной консервации родо-племенных институтов и традиций. Стремясь расширить социальную опору и тем самым укрепить свою власть, португальские колонизаторы не только сохранили институты вождей племен и родовых старейшин, но и включили их в аппарат колониальной администрации, чтобы, опираясь на них, проводить через них свое политическое и идеологическое влияние. С этой целью португальское правительство постоянно заботилось о том, чтобы лояльные по отношению к нему вожди сохранили свои привилегии и часть своих прежних функций, а также имели право оставлять в свою пользу часть взимаемых ими с населения податей.
Генерал-губернатор Анголы Пайва Коусейру в опубликованной в начале XX в. книге «Ангола. Два года правления» писал, что в глубинных районах португальцы осуществляли свою власть через соба, причем никогда не вмешивались в их функции, за исключением совещательного арбитража в вопросах, касавшихся суда и налогов.
Выработанная португальцами в ходе колониальной практики система, при которой вожди и правители оказались вассалами короны и в то же время промежуточным звеном между колониальной администрацией и местным населением, окончательно лишила этих вождей инициативы и сделала их целиком зависимыми от европейских администраторов. В то же время она оказалась весьма удобной для Португалии, так как позволяла значительно уменьшить расходы и без того обычно пустой королевской казны на содержание административного аппарата, а также использовать освященный традицией авторитет племенных вождей как инструмент политического и идеологического влияния на массы африканского населения.
Таким образом, португальские колонизаторы создали такую модель колониального общества, при которой традиционные институты власти местного населения стали составными элементами навязанной ему извне военно-бюрократической диктатуры белого меньшинства. По словам реакционного португальского историка Тейшейры де Мота, «туземные вожди и старейшины поселений были интегрированы в португальскую иерархию и сотрудничают с администрацией» [401а, т. II, с. 54].
Однако следует подчеркнуть, что, как видно из содержащихся в источниках многочисленных свидетельств, племенные вожди включались в колониальную административную систему лишь в качестве ее низшего звена. Их функции были ограниченны, они не могли влиять на направление и характер португальской политики, последней инстанцией, принимавшей окончательные решения по всем сколько-нибудь важным вопросам, всегда были португальские власти.
Феодально-сеньориальный принцип, лежавший в основе отношений между Португалией и крупными африканскими государствами на самой начальной стадии их контактов, как нам кажется, нашел свое отражение в геральдике и титулах португальского монарха.
Еще в 1489 г. король Жуан II добавил к своим титулам титул «сеньор Гвинеи». После путешествий Васко да Гамы и Кабрала в Индию король Мануэл, принимая во внимание, по словам Барруша, «универсальное правило земли», что «вся честь, которую приобретают люди, если они подданные, а не суверены, заключается в их имени, а у королей — в их титуле», решил в 1501 г. добавить к титулу «сеньор Гвинеи» титул «сеньор мореходства, завоевания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии» [43, дек. I, кн. 6, гл. 1, с. 227]. Папа Александр VI утвердил эти титулы в 1502 г.