Секреты всех успехов Португалии, и в частности успехи ее колониальной экспансии в XV–XVI вв., утверждает Фрейре, надо искать в особых свойствах национального характера португальца: его мобильности, способности вживаться в новую среду и легко акклиматизироваться в тропиках.
В своей работе «Мир, который создала Португалия» Фрейре писал: «Португалия, Бразилия, Африка, Португальская Индия, Мадейра, Азоры и острова Зеленого Мыса составляют сегодня единое целое с точки зрения сознания и культуры… В Азии, в Бразилии, на островах Атлантики и в определенной степени в Африке благодаря португальскому методу колонизации… развились сердечность и благожелательность, характерные для португальского народа. В своих отношениях с так называемыми низшими людьми это самый христианский и преисполненный сочувствия народ».
Всячески восхваляя расовую политику португальцев, идейные оруженосцы колониализма стараются доказать, будто португальцы всегда отличались от других колонизаторов своей расовой терпимостью, умением приспособиться к чуждой им среде.
Так, например, официальный историограф Алмада Негрейруш писал о португальцах: «Это народ в сущности романский или "латинский" — а римляне, как известно, были самыми великими ассимиляторами из всех народов всех времен. Можно только удивляться, как в условиях той эпохи португальцы могли получить столь ясное, верное и практическое понятие о способе, которым можно цивилизовать народы, подчиненные их господству, не забывая при этом своих собственных материальных интересов» [349].
Эти концепции португальских историков развивают их буржуазные коллеги в западных странах. Так, ответственный секретарь Центра стратегических исследований Д. Эбшайр пишет в книге «Португальская Африка»: «Португальцы обнаруживали терпимость, способность к сосуществованию с африканцами и желание принять их, что редко делали другие европейцы… Тенденции к сосуществованию, может быть, отражают их собственное древнее расовое смешение, не полностью европейское. Они также отражают характеристики португальцев в Африке: желание договориться и идти на компромисс, иногда граничащее со слабостью» [368, с. 103].
Созданная и романтизированная буржуазной историографией легенда о лузо-тропикализме является одной из самых хитроумных и вредоносных легенд, которые когда-либо были пущены в оборот и взяты на идеологическое вооружение адептами колониализма за всю его многовековую и кровавую историю.
Убедительная критика теории Ж. Фрейре, разоблачающая ее вредоносную сущность, была дана известным ангольским общественным деятелем Марио де Андраде в статье «Что такое лузо-тропикализм?». Вскрывая полную научную несостоятельность этой теории, в основе которой лежат мистификация и мифотворчество, М. де Андраде пишет: «Фрейре упускает существо колониального вопроса. Его понимание лузитанской культуры очень просто: это весь комплекс типично европейских ценностей, перенесенных и пересаженных колонизаторами, — нравы, привычки, вера, а также техника, короче: стиль жизни.
Какое гармоничное и сердечное участие в этом культурном идеализме, в этой мистификации может принимать Африка под португальским господством, где туземные культуры систематически разрушались жестокой политикой ассимиляции? Люди там детрибализованы, все население подвергается принудительному труду» [207, с. 28–29].
Утверждения апологетов португальского колониализма обнаруживают свою несостоятельность при первой же попытке проверить их достоверность в свете исторических фактов.
Несмотря на то что расовая дискриминация не была официально «освящена» законом, она стала обычной практикой в португальских колониях сразу же после их завоевания в XV–XVI вв. Английский историк К. Боксер, специально исследовавший вопрос о межрасовых отношениях в португальской империи, справедливо писал: «Современные португальские писатели, которые утверждают, что их соотечественники никогда не имели какого-либо чувства цветного предрассудка и не проявляли дискриминации против африканских негров, странным образом игнорируют очевидный факт, что одна раса не может систематически порабощать представителей другой в большом масштабе в течение трех веков, не приобретя сознательного или бессознательного чувства расового превосходства. Это было одинаково справедливо и в Восточной и в Западной Африке, и если слова "негр" и "кафр" не обязательно имеют унизительный оттенок, то они, конечно, очень часто подразумевали его, точно так же как такой оттенок в английском языке имели (и имеют) слова "ниггер" и "каффир"» [238, с. 56].