Португальские колонизаторы широко применяли дискриминацию в отношении завоеванных народов не по признаку их религиозной принадлежности, а именно по признаку цвета их кожи. Среди европейцев было широко распространено мнение, что «цветные» — это неполноценные существа, которых нельзя считать людьми в полном смысле этого слова.
Идея о «неполноценности» африканской расы тогда уже получила в Европе всеобщее признание. Кавацци писал в 1687 г. об африканцах как о «людях, скорее подобных животным, чем разумных». Эта точка зрения разделялась в то время почти всеми европейцами. Даже великий португальский поэт Камоэнс, один из просвещеннейших людей своего времени, называл африканцев «порочными и жадными дикарями» [цит. по: 268, с. 95]. Значительно позднее известный колониальный администратор Антониу Энее писал: «Я не считаю, что негр должен быть истреблен из-за необходимости экспансии белой расы, но, возможно, я верю в его более низкую естественную сущность».
Как признает Д. Эбшайр, для португальцев было характерно представление о себе как об «избранном» народе, стоящем выше других наций. «Такие идеи превосходства использовались в свое время как моральное оправдание работорговли и заменившей ее позднее системы труда по контракту в Португальской Африке».
Даже документы, цитируемые многими португальскими историками как доказательство отсутствия расового предрассудка, при более внимательном изучении, как это правильно подметил Э. Мондлане, обнаруживают признаки явно враждебного отношения к «цветным» [343, с. 37]. «Вопрос о равенстве мог возникать только применительно к туземцам, которые сделали какое-либо усилие, чтобы принять португальские привычки. Упоминания же об африканцах в контексте их собственного общества повсюду полны презрения или по меньшей мере жалости: "естественная простота народа этого континента". Всегда подразумевается, что португальцы, естественно, выше народа, который они покорили, и что он может надеяться на какое-либо равенство, лишь став "португальским". В то же время роль завоевателей описывается как "справедливая, гуманная и цивилизаторская". Это политика ассимиляции, лежащая в основе португальских претензий на "нерасизм". Эта теория состоит в том, что каждый житель португальской империи имеет возможность абсорбировать португальскую цивилизацию и что, если он сделает это, он затем будет принят на равных условиях с теми, кто родились португальцами, независимо от цвета кожи или происхождения» [там же].
«Что определенно, — пишет К. Боксер, — так это то, что расовая дискриминация в пользу родившихся в Европе португальцев, если и не всегда принималась в теории, была широко и постоянно применяема на практике огромным большинством заморских вице-королей и губернаторов. Переписка сменявших друг друга в Гоа вице-королей полна жалоб на реальную или подразумеваемую физическую и моральную неполноценность метисов по сравнению с европейскими уроженцами и потомками португальцев. На высшие военные и административные посты, а также на высшие церковные должности назначались белые португальцы, а метисы и люди смешанного происхождения должны были играть второстепенную роль» [238, с. 71].
Апологеты португальского колониализма обычно аргументируют тезис об органически присущем португальцам умении приспосабливаться к чуждой социальной среде и об отсутствии у них «цветного предрассудка» ссылками на большое количество смешанных браков в колониях в XVI–XIX вв.
Действительно, в португальских колониях в Африке часто имели место браки между португальцами и африканцами. Но причину этого явления надо искать не в отсутствии у португальцев «цветного предрассудка», а в отсутствии белых женщин в африканских колониях.
После того как в 1595 г. в Анголу были доставлены 12 белых женщин, не предпринималось дальнейших попыток поощрить женскую иммиграцию. Часто преступники, ссылавшиеся «на вечное поселение» в Африку и составлявшие значительную часть белого населения колоний, привозили с собой жен — девушек из сиротских домов и реформатских школ, на которых они женились перед отплытием из Европы. Из-за тяжелых климатических условий белые женщины в очень малом числе ехали в Анголу и совсем не ехали в Бенгелу, где их не было почти в течение 200 лет. Белых женщин не хватало и в колониальной Бразилии, но там их все-таки было гораздо больше, чем когда-либо в Анголе, Мозамбике или в «португальской» Индии. Большинство женщин, не побоявшихся трудностей жизни в Африке, умирали через несколько лет после прибытия, обычно при родах.