Что же касается отношения белых португальцев к мулатам, то о нем можно судить по тем дискуссиям, которые велись на протяжении трех веков по вопросу о формировании туземного духовенства. В 1518 г. папа римский Лев X по настоянию португальского короля Мануэла, рассчитывавшего укрепить свое влияние в Конго с помощью туземного духовенства, возвел в сан епископа Утики конголезца Энрике — сына короля Конго Аффонсу I [170, с. 76–77].
Однако в дальнейшем этот прецедент не имел повторения в течение нескольких веков, хотя папское бреве в том же году уполномочило португальских епископов «посвящать в духовный сан эфиопов, индийцев и африканцев», которые смогут достичь образовательного и морального стандартов, требуемых для служителей культа [50, т. I, с. 421–422].
Хотя с начала XVI в. в Анголе, а также на островах Зеленого Мыса и Сан-Томе мулаты и (реже) чистокровные африканцы время от времени занимали высокие должности в церковной иерархии, однако такого рода назначения всегда вызывали очень резкие возражения со стороны многих светских и духовных функционеров. Особенно яростно выступали с такой критикой проживавшие в Анголе и Конго в XVII–XVIII вв. итальянские миссионеры-капуцины, которые выражали свое недовольство и возмущение возведением в духовный сан мулатов и африканцев [238, с. 34].
Еще ниже, чем мулатов, было положение индийцев и других азиатов. Насколько можно судить по документам, социально-правовой статус индийцев был близок к статусу «новых христиан» (крещеных евреев), которые были, по сути дела, лишены всех гражданских прав.
Результатом португальской колонизации было появление большого слоя детрибализованных африканцев, включенных в колониальную социальную структуру. Эти свободные африканцы служили мелкими клерками, проводниками, солдатами, а также носильщиками, надсмотрщиками, посредниками и помощниками работорговцев. Но самым тяжелым было положение африканцев-рабов, стоявших на самых нижних ступенях общественной лестницы.
Такая социальная структура сложилась в зоне, находившейся под непосредственным португальским политическим и военным контролем. Но эта зона вплоть до начала XX в. ограничивалась в основном прибрежными районами, главным образом-городами и фортами, ни один из которых не был удален от побережья более чем на 200 миль. На остальной территории (в глубинных районах) сохранялась родо-племенная общественная организация и португальское влияние либо отсутствовало, либо было ничтожным (в Анголе исключение составляли дембо, амбуэла и некоторые другие племена).
Роль идеологическо-конфессионального фактора в организации португальской империи
(католицизм и проблема «живучести» португальского колониализма)
В комплексе причин, обусловивших поразительную «живучесть» португальского колониализма, одно из важных мест, несомненно, должно быть отведено той идеологической надстройке, которая активно содействовала установлению и укреплению феодального базиса в Португалии. Существенную роль в этой надстройке играла католическая церковь. Ни в одной европейской стране (включая Испанию) католическая церковь в XV–XIX вв. не имела таких широких прав и не срослась так тесно с государственным аппаратом, как в Португалии. Не случайно португальский король имел официальный титул — «правовернейшее католическое Величество». Этот нерасторжимый союз креста и короны, использование церкви в политических целях и то огромное значение, которое придавала португальская корона опутыванию населения колоний тонкой, но прочной паутиной религиозной идеологии (христианской доктрины), составляли характерную особенность португальской колониальной политики и в то же время одну из причин относительной долговечности португальской формы колониализма.
Интересы церкви тесно смыкались с интересами феодалов, поскольку церковь сама была крупнейшим землевладельцем, а «святые отцы», по сути дела, были теми же феодалами, одетыми в сутаны. Церковь освящала своим авторитетом колониальный режим, созданный Португалией в Африке, Азии и Южной Америке. Неуклонно защищая интересы эксплуататорской верхушки, подводя идеологическое основание под колониальную политику Португалии, католическая церковь, в свою очередь, пользовалась покровительством правящих кругов метрополии. «Все и всякие угнетающие классы, — писал В. И. Ленин, — нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных, рисовать им перспективы… смягчения бедствий и жертв при сохранении классового господства, а тем самым примирять их с этим господством, отваживать их от революционных действий, подрывать их революционное настроение, разрушать их революционную решимость» [12, с. 237].