Аналогичная картина наблюдалась и в Восточной Африке. Хронист Б. де Резенди (XVII в.) свидетельствовал: «Христиане в королевстве Маника очень многочисленны и состоят из наших рабов-кафров, которые становятся христианами тотчас же, как и другие, даже вожди, ибо кафры не имеют религии, и, хотя они много говорят о Боге своими губами, они не показывают своими делами даже признака того, что признают его, кроме их обычных разговоров, что их Бог — это их желудок. Поэтому, после того как они становятся христианами, требуется еще огромная работа, чтобы сделать из них то, чем они должны быть, для каковой цели и трудятся братья-доминиканцы» [137, т. II, с. 412].
Тот же информатор сообщает: «Большинство кафров — варварский народ жестокого нрава и мало расположенный к церковной службе. Поэтому, если наши невольники и становятся христианами, их христианство продолжается только до тех пор, пока продолжается их неволя» [там же, с. 404].
Церковь не оказала значительного влияния на духовную жизнь африканского общества. Большинство африканских вождей соглашались на принятие христианства лишь под нажимом португальцев, видя в этом только средство получить их поддержку. Крещение рассматривалось ими как неизбежная процедура, на которую они шли, как правило, из политического расчета. Нельзя не согласиться с выводом американского исследователя С. Нейлла, который, говоря о крещении правителей Мономотапы, утверждает, что «ни в одном случае привязанность к христианской вере, по-видимому, не была больше чем номинальной» [350, с. 199].
Это обстоятельство не может не броситься в глаза при изучении истории взаимоотношений португальцев с правителями и других африканских государств. Оно наводит на мысль о том, что африканские правители чаще всего рассматривали принятие христианства как временную уступку, на которую они обычно шли под давлением обстоятельств. Что касается рядовых африканцев, то и для них принятие христианства было скорее вынужденной необходимостью, чем осознанной потребностью. Как правило, оно не оставляло заметного следа в умственном развитии, духовной жизни и образе поведения африканца. Современный кенийский историк Тайта Товетт, касаясь этого вопроса, пишет: «Для европейца христианство — это образ жизни. Он вырос с ним. Он не может понять, как жить иначе. Но для африканца оно лишь альтернативный образ жизни. Его родители не выросли с ним и поэтому не могли жить полностью как христиане или в соответствии с европейским образом жизни. Они ходили в церковь и молились, прежде чем пойти спать или прежде чем встать с постели утром. Социально они смешивались с другими африканцами, христианами и нехристианами. Короче говоря, они жили в двух мирах, и их дети унаследовали от них половину каждого из этих миров. Но эти дети жили среди других африканцев, которые не исповедовали христианства. Поэтому они оказывались еще более запутавшимися, чем их родители» [323а, с. 19].
Деятельность церкви по массовому обращению в католицизм, несмотря на жестокие преследования, лицемерие, интриги, шантаж и свирепый произвол инквизиции, не принесла ожидаемых результатов. Многолетняя идеологическая обработка, с помощью которой католическая церковь 500 лет пыталась оболванить население португальских колоний, не оказала решающего влияния на духовный мир африканцев. В 1960 г. в Гвинее-Бисау только 4 % населения были христианами, в то время как 38 % были мусульманами и 58 % анимистами [368, с. 110]. В Анголе в середине 60-х годов католицизм исповедовали 1432 тыс. человек, в то время как 3,1 млн. африканцев придерживались местных традиционных верований. В Мозамбике католицизм исповедует лишь незначительное меньшинство населения. В середине 60-х годов из 6,6 млн. африканцев 5,3 млн. придерживались местных традиционных верований. В 1961 г. в Мозамбике насчитывалось всего 668 тыс. христиан, из них лишь 567 тыс. были католиками [см. 194].
Духовенство, появившееся в зоне португальского влияния в Африке в конце XV — начале XVI в., не было однородным в национальном и социальном отношениях. Подавляющее большинство миссионеров происходило из романских стран, где римско-католическая церковь имела особенно сильное влияние. К таковым относились прежде всего Португалия, Испания, Италия и в меньшей степени Франция. Лиссабон охотно привлекал в свои заморские владения миссионеров из этих стран, чго было связано отчасти с желанием угодить Ватикану, а отчасти с тем, что, по мере того как увеличивались португальские владения, Португалия, имевшая в ту пору всего около миллиона жителей, была не в состоянии финансировать и снабжать миссионерскими кадрами то и дело возникавшие новые миссии. Это бремя становилось для нее слишком тяжелым, и она охотно перекладывала часть расходов и забот о миссионерском движении на Ватикан, который не преминул воспользоваться этим для усиления своего влияния в колониях.