В начале XVII в., воспользовавшись восстанием населения Золотого Берега, изгнавшего португальцев из всех опорных пунктов, за исключением Аксима и Эльмины, голландцы построили в Аксиме форт, положив этим конец 150-летнему господству португальцев в Золотом Береге. Одновременно голландцы захватили часть Бразилии и монополизировали ввоз рабов не только в Бразилию, но и в английские и французские колонии в Америке. Но вскоре голландский контроль над атлантической работорговлей пришел к концу, так как с 1650 г. Англия и Франция запретили Голландии торговать с их колониями и сами начали снабжать их рабами. К концу XVIII в. крупнейшим поставщиком рабов стала Англия, на втором месте была Голландия, на третьем — Португалия и Франция. По данным Дж. Даффи, в 1790-х годах Англия ввозила в Новый Свет ежегодно 38 тыс., Голландия — 26 тыс. и Португалия — 10 тыс. рабов.
Что касается Бразилии, то вначале основная масса рабов поступала туда из Гвинеи, но в XVII в. главными районами, поставлявшими рабов, стали Ангола и Конго, а в XVIII в. — Мина[61].
Выяснение этнического состава рабов, ввозившихся португальцами в Америку, представляет значительные трудности. По утверждению известного бразильского исследователя Ж. Родригеса, двумя наиболее крупными группами, прибывшими в Бразилию в XVI–XVII вв., были банту и западноафриканские негры. Последние были особенно распространены в Пернамбуко, Баие и Рио-де-Жанейро. Западноафриканские негры, импортировавшиеся главным образом из Мина, включали много йоруба (которые были известны под названием нагос), а также хауса, мандинго, фула. Наиболее крупным центром экспорта рабов-йоруба был порт Лагос [379, с. 53–54].
Социальное происхождение африканских рабов было столь же неоднородным, как и их этническое происхождение. Среди них были представители не только низших эксплуатируемых слоев африканского общества, но и выходцы из элиты — родо-племенной и феодальной верхушки. Французский путешественник Толленар рассказывает, что в Бразилии он видел одну рабыню по имени Тереза. «Она была королевой в Кабинде, но была приговорена к рабству за адюльтер… Она носила браслеты из позолоченной меди на руках и ногах, и ее земляки оказывали ей знаки уважения. Она держалась высокомерно и отказывалась работать. Мы, европейцы, понимали, что она жертва превратностей судьбы, однако ее жестоко избивали, и, подчинившись своему жребию, она превратилась из плохой королевы в превосходную рабыню» [405, с. 425–426].
Однако в целом следует признать, что родо-племенная и феодальная знать была единственным социальным слоем африканского общества, практически не пострадавшим от работорговли. Более того, феодальный класс использовал работорговлю для укрепления своего экономического и политического могущества. «Работорговля не только укрепляла власть вождей, — пишет Б. Дэвидсон — она служила им также средством избавления от недовольных. Было нетрудно устранить тех, кто выступал от имени людей, больше всех страдавших от работорговли и стремившихся ее уничтожить. В этом отношении власть имущих в Западной Африке мало чем отличалась от власти их собратьев в Европе: "недовольных" и "смутьянов" они также отправляли в далекие заморские земли» [152, с. 265].
Губительное влияние работорговли проявилось, в частности, в том, что под ее непосредственным воздействием правящий класс африканского общества использовал свою политическую власть для изменения норм обычного права путем установления, а затем постепенного расширения категории преступлений и проступков, наказываемых продажей в рабство, причем, как видно из источников, обвинения в этих проступках (например, в адюльтере) часто предъявлялись совершенно невинным людям [50, т. III, док. 23, с. 146].
Монахи, жившие в Анголе в XVI в., свидетельствуют: «Короли и сеньоры всей Эфиопии посылают на эти ярмарки для продажи своих рабов… причем они служат вместо денег для покупки одежды и всего необходимого. Наиболее распространенные основания и причины того, что сеньоры обращают черных в неволю и продают другим, следующие: первое, если какой-либо вассал изменяет сеньору, или собирается восстать, или совершает адюльтер с женами сеньора, то его убивают, а все его потомки становятся рабами. Второе, как король, так и соба имеют определенное число рабов, распределенных по различным деревням, оставленным им их предшественниками, и это число увеличивается посредством войн и покупок. Их детей используют как деньги и посылают на продажу на ярмарки» [там же, т. IV, док. 132, с. 561].
Имеются документальные доказательства, что португальские колониальные власти всячески поощряли такого рода изменения обычного африканского права, добиваясь замены всех традиционных наказаний за проступки единственным — продажей провинившихся в рабство. Так, в письме королю Португалии некий Гаспар де Роза писал в начале XVII в.: «Губернаторы и капитаны… приказывают, чтобы применялись наказания продажей и обращением в рабство мужчин, женщин, детей и родителей, что и было причиной того, что вассалы стали уходить в леса и на побережье» [67, с 23].
61
Это дало основание Л. Филью для его периодизации истории работорговли: цикл Гвинеи — XVI в., цикл Анголы — XVII в., цикл берега Мина — XVIII в., нелегальная торговля — XIX и. см. [296, с. 28].