Восстание Чингулия имело широкую социальную базу. Оно пользовалось поддержкой, по-видимому, не только проживавших в Момбасе арабов и суахили, но также и ряда племен восточноафриканского побережья и близлежащих островов. В пользу этого предположения свидетельствует один официальный документ того времени, из которого видно, что вице-король требовал направить в Момбасу судью «для расследования поведения королей этого побережья и острова Пемба, которые покровительствуют тирану Жерониму Чингулия, чтобы подвергнуть их наказанию соответственно их вине» [39, док. 114, с. 463]. Один хорошо осведомленный современник отмечал, что Чингулия «очень уважали туземцы и он подбил с помощью какой-то суммы денег кафров на измену и они приняли участие в мятеже против португальцев» [95, док. 35, с. 182]. В источниках есть указание на то, что Чингулия называл себя «королем» соседних с Момбасой племен и что их подчинения он добился, «раздавая ткани» [там же, с. 180]. Отсюда можно сделать вывод, что Чингулия умело использовал тот опыт, который он приобрел за долгие годы жизни среди потругальцев и службы в португальской армии. Для того чтобы привлечь на свою сторону в борьбе против португальцев африканские племена, он применил методы, широко практиковавшиеся португальцами.
Можно думать также, что восстание, поднятое Чингулия, приобрело характер массового антипортугальского движения, в котором участвовала значительная часть африкано-суахилийского и арабского населения побережья современных Кении и Танзании. Это восстание было реакцией местного населения на португальскую колонизацию Восточной Африки и с самого начала имело черты освободительного антиколониального движения. Не меняло дело и то, что Чингулия объявил «джихад» (священную войну) против неверных. Религиозная форма борьбы наполнялась совершенно определенным социально-политическим содержанием. Это подтверждается, в частности, тем, что под знаменем «джихада» выступили многие немусульманские и даже исповедовавшие христианство африканские вожди [95, док. 35].
Для подавления восстания были выделены флот из 18 судов и большое войско во главе с генералом Франсиску де Мора. На военном совете было решено разделить силы, чтобы ввести врага в заблуждение. 800 португальских солдат были разбиты на два отряда. Первому во главе с Андрю Велью поручалось высадиться на берег, чтобы отвлечь на себя силы повстанцев, в то время как в другом месте должна была незаметно высадиться большая часть португальских войск, которая имела задачу внезапно напасть на крепость. Но высадка основных сил 28 января 1632 г. была произведена в неудачном месте. Густые джунгли помешали португальцам найти дорогу к крепости, и Франсиску де Мора, обнаружив несколько домов, разрешил людям переночевать там, чтобы утром атаковать противника. Но повстанцы получили сведения о местонахождении основных сил португальцев и «обрушились на них столь внезапно, — рассказывает анонимный автор, — что наши люди могли только взять в руки то, что было рядом с ними… Генерал был ранен семью опасными стрелами с отравленными наконечниками» [там же, док. 34, с. 173].
Всего в этом бою было убито 42 португальца и много бывших с ними африканцев. «Когда генерал почувствовал себя лучше, он предпринял несколько атак на крепость… — сообщает тот же источник, — но понес такие потери от врага, что начал отчаиваться взять ее, а изменник-король (так португальский автор называет вождя повстанцев султана Чингулия. — А. X.) стал смелее, зная, что флот не может остаться, так как приближался сезон муссонов. Ввиду этого, а также из-за больших потерь в людях генерал созвал совет командиров, на котором было решено выполнять инструкции короля, которые состояли в том, что независимо от того, будет взята крепость или нет, в муссон флот должен был идти к Мысу [Рас-аль-Хадд], и осада крепости была снята… Когда флот покидал порт, король проводил его несколькими залпами артиллерии. Он был очень горд, а наши люди упали духом из-за несчастливого исхода» [там же].