…- Княже!
Распахнулись массивные створки красного дерева, и на пороге вырос юноша лет четырнадцати, склонил голову, приветствуя хозяина покоев. Мужчина тридцати лет от роду, светловолосый, но с карими глазами, выдающими то, что в его роду была меднокожая прабабка, повернулся от открытого окна, выходящего во двор Детинца, вопросительно взглянул на вошедшего. Глаза мужчины потеплели:
— Что такое, Дар?
Подросток молча подошёл, протянул князю небольшой кусочек тончайшего пергамента. Мужчина быстро пробежал его глазами, вздохнул:
— Значит, конец… Спасибо. Скажи там внизу, пусть седлают Ярого. Сейчас буду…
Юноша кивнул, вышел, закрыв за собой двери. Мужчина остался один, тяжело вздохнул — пала Аркона. Последняя связь с землёй предков оборвана. Впрочем, последнее время она становилась всё тоньше и тоньше. Когда новое славянское государство росло и богатело, Руян и земли под его рукой беднели и уменьшались. Пять сотен лет назад совершили жрецы Святовида страшное предательство и измену Славянским землям, заперев Богов, оберегающих племя своё, в небесных чертогах. И обрадовался Трёхликий, Проклятый Истинными, стал набирать силу, дав невиданные возможности своим слугам. Быстро появились новые государства на Старом материке, разбогатели, стали многолюдными. Плодились верящие в Распятого, словно кролики дикие. Проклятому нужна была сила, чтобы окончательно стереть славян с лица земли, подчинить их землю, заставить веровать в себя, уничтожить Богов племени. И он этого добился. Из жадности да зависти совершили жрецы неискупимое предательство. Потому и нет больше Арконы Благословенной, стёрта с лика Руяна она. Лишь пять тысяч беженцев доставил флот под командованием младшего брата его, Добрыни. И теперь славы и государство их сами по себе. Где-то скрываются ещё истинные славяне, верующие в Изначальных Богов, да только с каждым днём их всё меньше и меньше. После того, как Владимир-предатель окрестил Киев и пошёл огнём и мечом по землям славянским, сжигая идолов, разоряя капища и молитвенные места, убивая без разбора старого и малого, скоморохов, гусельников, всех тех, кто людей словом ободрял, стали чахнуть племена, слабеть. Высасывал их силу Трёхликий неуёмно, делясь малой толикой с франками и даками, саксами и германцами, и именно потому стали те цари и короли набирать силу свою, захватывать исподволь, ничем не брезгуя, исконные земли лютичей и пруссов, полабов и венедов. А с Полудня да с Восхода пришли на славянские земли новые напасти — тысячи тысяч кочевников нового племени, хазарами и печенегами прозывающиеся, уничтожающие народ и города с селениями без всякой жалости и пощады. Горели нивы, пылали города, тысячи люди убивались без всякой жалости, лишь за то, что возделывают они землю, за светлые волосы, за глаза голубые, да ноги ровные. Сотни уводились в полон и исчезали бесследно, и полнились рабские торжища в Аравии, Персии, подсчитывали барыши константинопольские купцы. Вроде бы и окрепла Русь, как теперь Славянские земли стали называть, да толку? Всяк князь под себя гребёт, соседа норовит обидеть. Сам за себя лишь стоит. Варяги и нурманы с севера подступают, тоже знак Распятого несут, славян в рабство обращают. Теперь лишь Страна Славов единственной осталось, где Триглав воли не имеет, и куда ему путь пока заказан…