Быстро осмотревшись по сторонам Михаил Климов увидел, что на него смотрят с любопытством и ожиданием, а значит ничего такого крамольного он все же не ляпнул забывшись.
Гитара тоже кстати играть перестала.
— Не могли бы вы спеть эту песню нам, господин шатабс-капитан? Мы ее не слышали…
— Э-э…
Собравшиеся офицеры одобрительно загудели, дескать спой птичка, спой красава.
— Да, Михаил Антонович, спойте, — поддержал офицеров, подошедший полковник Нечволодов, командир первого особого пехотного полка. — А то скука просто невыносимая, а у вас оказывается есть никому неизвестная песня… и возможно даже не одна. Не хорошо так с обществом поступать, оставляя нас в неведении касательно своих поэтических талантов!
— Но я…
Михаил хотел сказать, что песня не его и он не помнит весь текст, только отрывки. С запоминанием текстов стихов и песен у него действительно имелись некоторые трудности. Но сейчас вдруг понял, что помнит эту песню от начала и до конца, даже более того, и многие другие тоже, что оставили в его душе определенный отпечаток сильно понравившись в свое время, так что он слушал их много-много раз.
«Это мне такой бонус с абсолютной памятью небеса прописали?» — с восторгом подумалось ему, ибо бонус был бы очень в тему.
Впрочем, губу с огорчением пришлось закатывать обратно. Память оказалась далеко не абсолютной. Попытка сходу вспомнить текст песни Кати Лель «Муси-пуси» с треском провалилась.
«Но может это потому, что я ее ни разу не дослушал до конца?» — подумал он с надеждой.
Но как показала еще одна попытка вспомнить песню, что дослушал до конца, но не понравилась, все равно не смог.
Ему протянули гитару.
— Хорошо…
Михаил, взяв гитару и присев на кнехт, перебрал струны, подтянул немного парочку и, не испытывая ни малейших неудобств от публичного выступления, запел, подражая автору песни, не опасаясь дать петуха, ибо из памяти реципиента знал, что голос у тела хороший.
Когда закончил, на судне стояла практически мертвая тишина, если не считать каких-то технических звуков. Потом слушатели взорвались криками горячего одобрения. Аплодировали.
— Ваша песня, Михаил Антонович? — спросил полковник Нечволодов.
— Моя, Михаил Дмитриевич, — присвоил себе авторство Михаил.
Потому как свалить на кого-то другого авторство не получится. Ну и чего греха таить, подумал, что а вдруг за счет этого можно будет что-то для себя выгадать, скажем благожелательное отношение полковника, а значит сможет с большей вероятностью дать увольнительную в город погулять, если вдруг с этим будет все же строго, чем можно будет воспользоваться для побега. Правда для закрепления положительного отношения придется еще несколько концертов устроить и лучше если на них будет присутствовать еще и сам генерал-майор Лохвицкий — командир Первой особой пехотной дивизии.
— Очень необычно… очень… ново… оригинально… Есть у вас еще что-то?
— Есть несколько, — кивнул Михаил, понимая, что если сказал «а», то надо говорить и «б», потому как не может человек сочинить всего одно произведение, если уж талант есть, то он раскроется как взорвавшийся снаряд осколками, вопрос лишь в количестве этих осколков, десяток или сотня.
— Что же вы от нас скрывали свои таланты, Михаил Антонович? Столько кукуем на этом судне… Право слово это где-то даже грешно… но, впрочем, неважно. Спойте еще что-нибудь, Михаил Антонович, у вас очень хорошо получается, да и песни свежие.
— Просим! Просим! — загалдели офицеры.
И даже солдаты что-то одобрительно загудели внизу.
«Ах да… попаданец же, как же без песен? Но Высоцкого я вам петь не буду», — мысленно усмехнулся Климов.
Мысленно перебрав композиции, решил на этот раз остановиться на Александре Розенбауме с его «Нарисуйте мне дом».
За второй пошла третья, потом четвертая, пятая… Шли разные исполнители, вроде Комиссара, Любэ, Лозы и даже Технология.
На девятой Михаил решил немного похулиганить, но так без фанатизма, и кивнул солдату с гармонью.