– Не-е-е-е-ет! – крикнул я и бросил Новаку в лицо отвёртку, которую продолжал сжимать в своей руке.
Нас с Новаком разделяло всего пара шагов, отвёртка даже не успела изменить угол поворота, как воткнулась в его правый глаз. А я, не теряя времени, выхватил свою трубу, замахнулся и нанёс ему удар слева направо прямо в торчащую из глаза отвёртку.
Я всегда считал, что обычно человек, после того как ему в глаз прилетает что-то острое, начинает кричать, или хотя бы вскрикнет от неожиданности. Но этот нечеловек не проронил ни звука.
Голова Новака откинулась, он начал заваливаться на спину. Очередным взмахом трубой, я добавил ему ускорения. Он попытался удержаться за что-то, что помогло бы ему не потерять равновесие, но его руки лишь бессильно сделали пару взмахов по воздуху. Но сила искусственного притяжения на корабле оказалась невероятно сильной. Новак упал на спину, точно марионетка, брошенная своим хозяином.
Я одним движением подскочил к нему поближе и нанёс ещё несколько размашистых ударов трубой ему по голове. Удар за ударом, словно не я был хозяином своих движений, а кто-то другой, гораздо более тёмный и жестокий.
Я вздрогнул, глядя на то, что сделал. Кровь стекала по остаткам его лица, окрашивая в красный цвет его комбинезон и пол рубки управления.
Тишина опустилась такая, что казалось, будто мир затаил дыхание, ожидая моего следующего шага. Я стоял перед этим кровавым месивом, исполненный ужаса и отчаяния. Пути назад нет? Я стал таким же, каким был Новак?
Внутри себя я не чувствовал никаких изменений, лишь облегчение от того, что я не стал добычей, дав отпор самому охотнику. Но сейчас мне жизненно необходимо было убедиться, что этот охотник действительно мёртв.
Очень не хотелось прикасаться к окровавленной шее Новака, но, переступив через себя, я всё же дотронулся до шеи, чтобы проверить его пульс. Конечно, пульса не было, но это ничего не значило. Я только сейчас сообразил, что проверка пульса ничего не покажет, ведь Новак несколько часов существовал без кислорода. Кто знает на что был способен его организм?
Ещё один резкий толчок под ногами вернул мои мысли к происходящему вокруг. Мику продолжает торможение корабля? Очень похоже на то.
Я взглянул на бездыханное тело Элиз и понял, почувствовал, что я всё же остался человеком, несмотря на произошедшее. Я не превратился в очередного безумного Новака Стоуна. Я в своём уме.
Я подошёл к Элиз, лежащей с вывернутой шеи, опустился перед ней на колени и завыл от безысходности. Мои мысли кружились в бесконечном водовороте печали и боли, не давая покоя, заставляя испытывать каждую секунду муку невыносимой тоски.
Если бы мы были чуточку внимательнее и осторожнее!
Я перешёл на крик, чтобы вырвать из себя эту давящую тяжесть, чтобы выпустить наружу все те мучительные эмоции, что разрываются внутри.
Но даже крик сейчас кажется бесполезным. Он не поможет в этом безмолвии пустоты, в котором я оказался. Давящая вокруг тишина будто заставляла куски крика застревать прямо в горле, и я внезапно для самого себя замолчал.
В такие моменты кажется, что весь мир превращается в тихий кошмар, где ты один на один с собой, с собственной слабостью и болью.
– Как же так, Элиз? Мы выполнили свою задачу… Мы же победили Новака… – мои слова звучали как пустая отговорка перед лицом неизбежности. – Нет… Я отказываюсь верить в это. Это не может быть правдой. Ты не должна была умереть…
Элиз лежала неподвижно передо мной, с остекленевшим пустым взглядом и уже бледным лицом. А я… А я так и сидел перед ней на коленях в этом тёмном помещении в свете тусклых фонарей на наших комбинезонах, мертвая тишина лишь усиливали мою тревогу.
В моих мыслях раз за разом прокручивались те ускользающие мгновения, которые я ещё помнил, проведенные с Элиз, чья улыбка была светлой точкой в мире теней и одиночества. Снова на меня нахлынула паника и липкий страх. Я снова боялся быть забытым, забытым в этом безжалостном мире, где каждый шаг мог оказаться последним.
Слова отчаяния еле слышно скользили по моим сухим губам:
– Почему она? Почему не я?
В моей груди гремело отчаяние, словно тысячи голосов шептали, что моё время тоже придет, что и я скоро стану прахом в памяти других. Паника усиливалась с каждой секундой таких мыслей. И вот я уже беспомощно стою на коленях перед лицом бесконечности – бесконечности пустоты и пустоты бесконечности.