– А вы не боитесь, что Новак сюда проберётся?
– Если бы хотел, он давно бы это сделал, – грустно сказал Шнайдер. – Твоя гипотеза заключалась в том, что Новак не просто сошёл с ума, у него есть чёткий план действий.
– Что за план?
– Такими подробностями ты с нами не поделился. Хотя, я думаю, ты и сам не знал. Так вот, Новак просто заставляет нас держаться подальше от той части корабля.
– Но зачем ему это понадобилось?
– В той части корабля находится рубка управления.
– Он хочет исправить траекторию корабля? – испугался я того, что мы не попадём на Землю.
– Судя по всему, наоборот, – Шнайдер остановился у одной из внутренней двери корабля. – Пойдём внутрь.
Мы вошли в просторное помещение, очень напоминающую кают-компанию. Здесь были и столы, и удобные мягкие диваны. Даже барная стойка была у дальней стены помещения. За этой барной стойкой сидела спиной к нам девушка с чёрными волосами, заплетёнными в хвост, длиною до плеч и что-то печатала на своём ноутбуке.
– Оставь баллон здесь, и пойдём заново знакомиться.
Я аккуратно остановил телегу с баллоном и поставил её у самой стены рядом с выходом. Затем вместе со Шнайдером я подошёл к девушке.
– Это Мику Хошино, наш программист.
Девушка развернула своё удивлённое лицо в нашем направлении.
– Мы же знакомы с Лазарев-саном, Шнайдер-сан. Зачем нам снова знакомиться? – сообщила девушка высоким искристым голосом с небольшим японским акцентом.
У девушки были почти чёрные глаза, обрамлённые очками с прямоугольными стёклами и тонкой оправой, на немного угловатом лице. На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать, не больше. Немного сгорбленная осанка, наверняка сказывалось постоянное использование ноутбука. В ней было что-то такое, что сразу к себе располагало.
– Он нас не помнит, – пояснил Шнайдер.
– Сказалась ваша Атазагорафобия, вакатта. Ну ладно, меня зовут Мику Хошино, хаджиме маште, Лазарев-сан, – но увидев мой вопрошающий взгляд, она поправилась. – Приятно познакомиться, Лазарев-сан. Можете назвать меня Хошино-сан. Я программист. У меня Айхмофобия, но до обратного полёта она мне совершенно не мешала жить.
Айхмофобия? Это же боязнь острых предметов. Какая-то мысль незаметно промелькнула и скрылась в глубинах моего сознания.
– Покажи ему ещё раз, – попросил девушку Шнайдер.
Та лишь как-то уж слишком энергично кивнула головой и начала что-то набирать на своём ноутбуке. Через пару секунд на дисплее появились два больших кружочка и пунктирная линия, соединяющая их. Рядом с одним кружком был ещё один маленький, я так понимаю, это была Земля и Луна. Рядом с другим кружком, который был поменьше, было ещё две точки, очевидно, это были Марс, Деймос и Фобос. Ближе к Земле, примерно на одной десятой от всей длины пунктирной линии, находился квадратик, в который Мику ткнула пальцем и сказала:
– Это мы, уже почти прилетели. Новак-сан всегда своевременно производит корректировки, чтобы попасть на Землю.
То есть этому охотнику, я решил пока называть его именно так, зачем-то необходимо попасть на Землю. А что, если изменить траекторию? Я не успел задать этот вопрос Хошино, она сама ответила на него ответила.
– Я знаю, что Вы сейчас спросите, Лазарев-сан. Вы уже задавали этот вопрос ранее, – ответила Хошино. – Отсюда я не могу вносить коррективы в траекторию без прямого подключения к терминалу в рубке управления. Это было сделано для безопасности.
– Понятно. Тогда зачем нам…
– Устройство связи и батарея из скафандра? – продолжил за меня Шнайдер. – Чтобы собрать передатчик и послать сигнал на Землю. Связь самого корабля вышла из строя.
– Но для чего? – я никак не мог понять, какой смысл связываться с Землёй, если мы и так туда летим?
Никто мне не ответил. Судя по выражению их лиц, они знали ответ, просто не торопились мне его озвучить. А я вдруг вспомнил, что это была моя идея.
– Чтобы они нас взорвали на подлёте? И эта “зараза”, – я нарисовал пальцами в воздухе жест кавычек, – не перебралась на Землю.
Элиз кивнула.
– Вы, Васили́, высказали гипотезу, что это безумие, которое овладело Новаком, может передаваться от человека к человеку.
– И сделал я такое предположение исходя из…?
– Исходя из того, что Новак всегда боялся остаться в одиночестве, – ответил мне Шнайдер. Но этот ответ абсолютно ничего не объяснил.