И тогда ему стало казаться, что механизм, обусловливающий растяжение в центре океанического дна, должен создать сжатие по краям океанов. Он предложил, согласно его собственной терминологии, систему «конвективных потоков»[14] в магме, находящейся под литосферой Земли. Что, как не эти потоки, определяет систему сил, центр которой находится на дне океанов? Потоки, поднимающиеся вверх вдоль осей срединно-океанических «плато» в процессе вулканических извержений, формируют новую базальтовую кору, как, например, в Исландии. И наоборот, охлажденные, а, следовательно, отяжелевшие породы как бы проваливаются в свое прежнее лоно, что обусловливает появление сейсмичных зон, как, например, на периферии Тихого океана.
Суперконтинент Пангея 200 миллионов лет тому назад.
Фишер сравнивал эту систему с образованием корочки в лавовых озерах Килауэа на Гавайях. Аналогия, замечательно подкрепляющая современную теорию, совсем недавно была открыта заново, независимо от Фидиера.
Когда расплавленная лава выбрасывается на поверхность озера, то, соприкасаясь с воздухом, она охлаждается и отвердевает. Так образуется кора, которая со временем все более утолщается, а поскольку кора плотнее лавы в расплавленном состоянии, то настает момент, когда ее наиболее плотная и, стало быть, наиболее тяжелая часть отъединяется и вновь погружается в лавовое озеро, где и растворяется. Погружаясь в озеро, она увлекает за собой прилежащую плиту, образуя трещину в том месте, где кора наиболее тонка.
Через эту щель выступает новая порция лавы, и начинается повторный цикл.
200 миллионов лет спустя — современное расположение материков.
Свои наблюдения с 1881 по 1891 год Фишер изложил в труде, озаглавленном «Физика земной коры». Идеи, составляющие основу современной модели строения Земли, заложены в этой книге: Земля как прообраз тепловой машины; взаимосвязь между перемещениями земной коры и сейсмичностью, между вулканизмом и орогенезом; главенствующая роль океанических структур, в частности хребтов и впадин, пассивная роль континентов, подвергающихся воздействию глубинных течений, и т. д.
Важно понять, на каких путях Фишер оказался новатором. Он первый взял за отправную точку нынешнюю динамику нашей планеты (вулканизм и сейсмичность) и построил схему, способную объяснить одновременно и настоящее, и прошлое Земли, В этом его основная заслуга. Много проще составить «тесты» применительно к настоящему времени, когда можно определить многочисленные параметры сейсмичности или распределения температур, чем нарисовать картину прошлого с помощью математических выкладок. С другой стороны, Фишер в своей теории динамики коры отвел решающую роль тектонике океанического дна и, конструируя модель Земли, устремил взор не на континенты, а на океаны.
Это могло совершить революцию в геологических воззрениях той эпохи.
Но об океанах и сейсмичности тогда знали еще так мало, а локальные исследования гор настолько вскружили геологам головы, что его книга осталась незамеченной и не оказала серьезного влияния на развитие геофизики.
Для того чтобы эти идеи прочно вошли в сознание ученых, должно было минуть 70 лет, в течение которых продолжали господствовать фиксистские теории, уделявшие преимущественное внимание континентам, где единственно значимыми движущими силами считались вертикальные сдвиги земной коры.
Открытие радиоактивности в начале XX века вынудило отвергнуть общепринятую модель внутреннего строения Земли. Выяснилось, что благодаря своей радиоактивности Земля обладает собственным источником тепла. Значит, дальнейшее охлаждение Земли и Солнца вовсе не предвещает относительно скорую гибель всего живого на планете.
Все расчеты охлаждения и сжатия Земли оказались теперь ненужными, поскольку теперь даже уже нельзя было сказать, охлаждается она или разогревается. Не говорят же об охлаждении электрорадиатора на том основании, что он излучает тепло! Земля еще не умирает. Она живая планета, очень даже живая. И в этом Осмонд Фишер был прав.
Не напрасно один из журналов дал сенсационное название статье о Земле: «Конец света откладывается».
Но поистине громовой удар по концепции фиксизма последовал совсем не с той стороны, откуда его следовало ждать. На этот раз в роли ниспровергателя основ выступил немецкий метеоролог Альфред Вегенер.
Гроза, вызванная в 1912 году его идеями подвижности литосферных плит, продолжалась сравнительно недолго. Уже в 1925 году французский геолог Термье говорил о них как «о прекрасной мечте, мечте истинного поэта: мы пытаемся овладеть ею, но убеждаемся, что ловим всего-навсего туман иди дым».
Что нового дал нам Вегенер? Его поразило сходство между очертаниями африканского и американского побережий, сходство настолько разительное, что он счел вполне возможным допустить существование сотни миллионов лет назад единого суперконтинента, который затем раскололся на две части, а место разлома постепенно заполнил Атлантический океан.
Основные положения его гипотезы в дальнейшем подтвердились: современные материки образовались около 200 миллионов лет назад из огромного суперконтинента, который Вегенер назвал Пангеей. До разделения Пангеи Атлантической и Индийский океаны не существовали. Животные могли посуху добираться из Африки в Америку и Европу. Существовавшее тогда море Тетис вклинивалось в северную часть суперконтинента, названную Лавразией (включавшую Северную Америку и Евразию), отделяя ее от его южной части — Гондваны (в нее входили Южная Америка, Африка, Индия, Австралия и Антарктида).
О существовании Тетиса свидетельствуют остатки его ложа и осадочные отложения в современных горных массивах. В данном районе тайну горообразования следует искать в длительном процессе сокращения площади дна этой акватории, совершенно исчезнувшей в наши дни. Альпы окончательно сложились в результате встречного движения Африки и Европы, а Гималайские горы — Индии и Азии.
Гипотеза Вегенера позволяла реконструировать взаимное положение континентов до начала их дрейфа, а стало быть, осмыслить с единой позиции происхождение геологических формаций, горных поясов и климата суперконтинента. Немецкий ученый как бы складывал заново разодранную на куски газетную страницу, стремясь не только восстановить форму самого листа, но и воссоединить отдельные буквы, воспроизведя тем самым цельный текст.
Именно по этой причине некоторые геологи, наделенные способностью глобального охвата явлений, остались горячими сторонниками Вегенера. Но их призыв признать его гипотезу оказался гласом вопиющих в пустыне, так как они жили в эпоху, когда геофизика как наука только еще зарождалась. Колоссальный прогресс техники и математики позволил проникнуть далеко в глубь нашей планеты. От «поэзии» перешли к уравнениям. Теперь слово было за физиками.
Итак, с точки зрения геофизиков того времени, гипотеза дрейфа континентов представлялась абсолютно бесперспективной, так как ученых интересовали только геологические процессы, протекающие на Земле в настоящее время. Теория Вегенера, согласно остроте отца современной геофизики Гарольда Джеффриса, «является объяснением, которое ничего не объясняет из того, что мы (геофизики. — Авт.) хотим объяснить».
И действительно, хотя Вегенер был знаком с трудом Фишера, однако дрейф земной коры он связывал с силами, действующими на континентах, а не подо дном океана. Он представлял континенты чем-то вроде самоходных паромов, которые, двигаясь, вспарывают подобное мягкому воску днище океанов. А физики показали обратное: породы, слагающие океаническое ложе, прочнее пород, слагающих континенты, и, следовательно, их перемещения исключены. Не в пользу Вегенера говорили также землетрясения и вулканы, которые, согласно его гипотезе, никогда не могли бы встречаться на дне океанов, а возникали бы лишь вокруг континентов, шельфы которых, по представлению ученого, претерпевали деформацию при Перемещениях материков.