Различия взглядов породили жаркие споры не только в Бордо или в Париже, но и по обе стороны Атлантики.
В Бордо чаша весов склонилась на сторону «фантазеров». Последние в своих далеко идущих планах уверяли, что независимо от промышленных или научных нужд сама судьба предназначила человеку опуститься в море. Вот знак неустанной человеческой любознательности, того инстинкта, который издревле толкал людей покорять силы природы. Ну а необходимость такого усилия, а польза от него? Об этом, конечно, упоминалось, но только ли в них дело? Польза, возможно, не такая уж постоянная пружина действия, как иногда полагают. Что касается необходимости, то разве еще Поль Валери не писал: «События рождаются от неизвестного отца, необходимость не что иное, как их мать»?
Надо было, чтобы человек ступил на Луну. Надо было, чтобы он проник в тайны материи, и даже надо было, чтобы новоявленный чародей, ослепленный собственным могуществом, научился высвобождать ужасные силы, спрятанные в материи. Надо было, чтобы он стал летать на самолете и взошел на самые высокие вершины. Так во имя каких бюджетных соображений, во имя какого худосочного рационализма мешать ему опускаться все глубже, все с большей легкостью овладевать океанами, которые являются составной частью его планеты? Скажут, во имя морских богатств. Может быть, но в таком случае эти богатства и есть то, что делает человеческий дух доблестным, что постоянно внушает человеку желание превзойти самого себя.
11 марта вечером в городской ратуше Бордо Жак Шабан-Дельмас вручил трем молодым людям кавалерские знаки ордена «За Особые Заслуги». В сентябре предыдущего года они провели восемь дней в заливе Аяччо на 250-метровой глубине. О перипетиях и рее зультатах этой операции под названием «Янус II» было доложено на коллоквиуме «Океанэкспо». Операцию окрестили «великой премьерой»[19]. Никогда еще люди не работали под таким мощным слоем воды. Подвиг трех кавалеров ордена «За Особые Заслуги» получил признание и за пределами Франции. Более всего поражало мужество этих людей, превосходное осуществление задачи в научно-техническом плане и, конечно, тот знаменательный факт, что отныне континентальный шельф стал доступен для деятельности человека. Это означало подлинное овладение шельфом, может быть, более важное для народов, чем то, о котором столько рассуждали юристы — специалисты в области международного права начиная с 1958 года. Власть человека в физическом смысле этого слова теперь простиралась далеко в море за сухопутные границы.
Такое событие произвело в умах переворот, весомость которого возрастала еще и потому, что непосредственной потребности вторжения под воду в столь значительных масштабах вроде бы не ощущалось.
В это время нефтяные компании, устремившиеся на эксплуатацию континентального шельфа, едва достигали 100-метровой глубины;, подавляющее же большинство нефтедобывающих систем еще работало на глубинах до 30–50 метров. Курс на большие глубины (в пределах континентального шельфа), разумеется, был взят, но трудно было предсказать, в каком ритме, с какой скоростью будут развиваться события. Морская нефть доставалась так дорого по сравнению выкачиваемой из песков Ближнего Востока, что перспективы продвижения нефтедобычи на большие глубины рисовались весьма смутно. Но повторяем, такая необходимость все-таки существовала, хотя менее насущная, чем сегодня.
Операция «Янус II», проводимая по настоянию CNEXO и одной из французских нефтяных компаний (ELF), в каком-то смысле походила на пари, от исхода которого зависело благополучие завтрашнего дня. Два авторитетных, известных в мировых кругах учреждения в течение ряда лет без колебаний вкладывали значительные суммы в научно-технические изыскания, которые предшествовали «Янусу II». Они отважились послать людей, как подопытных свинок, работать крайней границе континентального шельфа — вещь по тем временам неслыханная. Еще было далеко до экспериментов в лабораторных условиях, до имитационных гипербарических комплексов и даже до той футуристской, часто туманной риторики, которая позднее расцвела столь пышным цветом на конгрессах. Большой прыжок удался. Видя, что фортуна им улыбнулась, смельчаки решили пойти еще дальше. Они утверждали, что человек может проникнуть и на значительно большие глубины и что его присутствие на морском дне совершенно необходимо. Необходимы его глаза, его руки и его мозг, его, так сказать, законодательная и исполнительная власть. Но существуют физиологические препятствия. На какой глубине проходит предел физиологических возможностей человека? Тогда говорили о 500, 600, возможно, 800 метрах. Это остается верным и на сегодня. А большие глубины тоже ждут человека, но уже за стеклами иллюминаторов в подводных аппаратах, прочный корпус которых защитит от большого давления. Ловкость его рук, сила его мускулов не пропадут втуне и даже возрастут благодаря системам телеманипуляции. Наступит и такое время, когда во мраке морских глубин человека заменят роботы. Он будет управлять ими с поверхности, находясь перед телеэкраном. Однако все в свое время…
В эпоху подводных аппаратов входили робкими шагами. Ибо если будущее водолазных погружений виделось довольно ясно (скафандр в известных пределах позволяет человеку сохранять физиологические функции, нарушаемые внешним давлением), то в вопросе погружений подводных аппаратов ясности было значительно меньше. Эта неуверенность, несмотря на энтузиазм отдельных ученых, заметно проглядывала в Бордо — следствие горького разочарования, связанного со старыми воспоминаниями.
История подводных аппаратов уходит в седую старину. Ее следы можно обнаружить в монастырских бумагах, в архивах меценатствовавших монархов, а позднее — академий. Это странные, подчас ярко раскрашенные изображения конструкций, назначение которых невозможно определить с первого взгляда. Графическое искусство тех отдаленных времен еще не придерживалось строгих законов черчения. Чертежи зачастую соседствовали с реальными предметами, пейзажем, живыми существами, которые иногда находились в реальной связи с представленным объектом, иногда же просто-напросто ассоциировались с ним. Так, рисовали рыб с невообразимыми мордами подкрадывающихся чудовищ, заросли водорослей, протягивающих свои щупальца. Тогда было понятно, что речь идет о сооружениях, предназначенных проникнуть в море, а также защитить человека, настолько бесстрашного, чтобы отправиться в царство «соленых волн», от ужасных опасностей, которые его там подстерегали. Формой эти допотопные конструкции напоминали бочку или колокол. Иные же имели веретенообразную форму, что делало их похожими на дельфина, слывшего самым быстрым обитателем моря…
Исследование подводного мира разбудило буйную фантазию, разумеется, с того самого дня, когда Александр Македонский погрузился в воды Средиземного моря в таинственном водолазном колоколе из стекла… Он увидел причудливые формы морской фауны, которую летописцы, историографы средневековья, разукрасили до неузнаваемости.
Кто же эти изобретатели, от которых до нас дошли чертежи на пожелтевшем пергаменте? Безумцы, наивные мечтатели, поэты, фанатичные умельцы, гении? Все понемногу. Их снедало любопытство. Стремление открыть «Кирки пленительный край, весь поросший соленой травою»[20], которую жевали спутники Одиссея. Воинственный дух чаще всего побуждал их изображать мощные смертоносные снаряды, способные скрытно таранить вражеские суда, нанося им удары, тем более ужасные, что они неожиданны. Те технические проблемы, с которыми сталкивались конструкторы, в основном оставались неразрешенными вплоть до XIX века. Степень опасности давления воды постигалась опытным путем, но закономерности давления не были разгаданы. Только в 1698 году их вывел Паскаль, поставивший знаменитый эксперимент с «равновесием жидкости». Закон Архимеда, казалось, был позабыт; англичанин Уильям Борн заново открыл его в 1578 году, возможно, даже не подозревая об этом. Он начертил подводный аппарат, способный теоретически (ибо к практическому осуществлению своих планов ученый никогда не приступал) погружаться в море и по желанию всплывай на поверхность. Подобие балластной цистерны — кожаный мешок, помещенный внутри лодки, — могло наполняться водой. За счет увеличения своего веса аппарат уходил под воду. Для всплытия достаточно было вытеснить воду из кожаного мешка. Ее выдавливали деревянным прессом — неким подобием прессов для выжимки винограда, где огромные рукоятки сжимают гибкие емкости, изготовленные из коровьей кожи. Так был найден способ изменения веса имеющего постоянный объем тела, способ, легший в основу современного подводного кораблестроения.