Вопросы, которые командир де Фробервиль поставил перед специалистами при подготовке к операции, наглядно свидетельствуют о тогдашнем незнании рельефа рифта. Вот они: какой способ обследования избрать и какова должна быть длина маршрутов? Видные консультанты Фробервиля единодушно отвечали, что по рифтовой долине следует передвигаться галсами, от стенки к стенке, и покрывать не менее 10 километров за каждое погружение… На вопросы офицера, касающиеся рельефа, они же заявляли, что рифтовая долина, безусловно, зажата между бортами, но в ней отсутствуют значительные препятствия. Специалисты-ученые были далеки от истины, и они сразу же признали ошибочность своих взглядов, как только были произведены первые глубоководные измерения на месте.
И только убедившись в чрезмерности своих требований к подводным аппаратам, они сократили зону исследования до 10 километров в длину и 3 в ширину.
Второе условие успешности работы, которое приходилось брать в расчет, было связано с разметкой «участков охоты», предназначенных каждому из подводных аппаратов, и установкой на грунте маяков, позволяющих привязаться к местности. Каждый маяк должен был иметь свою частоту сигналов, хорошо отличимую от сигналов других маяков. Требовалось также исключить помехи, которые могли бы привести к драматическим последствиям. Если бы эти регулировщики подводного движения почему-либо отказали, то аппараты рисковали потерять зрение и слух. В этом случае пришлось бы говорить не о научном исследовании, а об обычной, хотя и бесконечно опасной, подводной прогулке.
Таким образом, каждому подводному аппарату была отведена зона длиной не менее 10 километров.
Оставалось предусмотреть последнюю сложность. Пилот и научный наблюдатель располагали крайне малым полем обзора, позволявшим различать только фрагменты пейзажа. Этот пейзаж, по всей видимости, ни в чем не походил на картины, известные человеку. Той эрозии, что подтачивает коренные породы на континентальной суше и, в конце концов, выравнивает местность, на морском дне не существует. Осадконакопление, столь значительное на континентальных низменностях, там не так велико. Излившаяся лава, конечно, отвердевает от соприкосновения с водой в месте ее извержения. Возможно, даже несомненно, эти лавы будут выглядеть иначе, чем те застывшие массы, которые наблюдаются на склонах вулканов под открытым небом. Кроме того, и это вовсе не схематическое упрощение, они должны быть разбиты разломами и прорезаны трещинами в ходе тектонических процессов. Как во всем разобраться, если предельная видимость за иллюминатором подводного аппарата не превышает 10 метров?
Легко понять, что проблема видимости чрезвычайно волновала как пилотов, которые должны были уметь ориентироваться в непривычной среде, так и ученых, которые эту среду должны были правильно истолковать. Встало на очередь моделирование дна, построение его макетов на основании данных, которые будут получены с поверхности. Но и это еще не решало дела, потому что макеты, сколь бы ни были они точны, создавали лишь крупномасштабную общую картину, где неподвластные акустическому прощупыванию формы микрорельефа оказывались как бы стертыми. Тогда решили познакомить пилотов и ученых с пейзажами, которые — так, по крайней мере, надеялись — приближаются к условиям рифта. Исландия и Афар, где океанические рифты выходят на сушу и покрыты вулканическими образованиями, обладают определенными чертами сходства с дном Атлантического океана и могли бы дать представление о его рельефе. Эти районы подверглись обследованию.
Как видим, шансы на успех экспедиции «FAMOUS» повышались.
На сколько погружений можно было рассчитывать в кампаниях 1973 и 1974 годов? Наметили 50 погружений, но никто не знал, реальное ли это число или только доброе пожелание… Несмотря на высокий уровень подготовки кадров и оборудования, последнее слово оставалось за морем.
Если высота волн будет превышать 2,5 метра, то вопрос о погружениях отпадет сам собой как с французской, так и с американской стороны.
В последующие месяцы в Бресте, Тулоне и Вудс-Холе наблюдалась лихорадочная деятельность. На первом месте стояли погружения подводных аппаратов. Их надо было продумать так, чтобы они были очень точными, надежными и, естественно, многократными. Мы стремились воспроизвести на карте маршруты последовательных погружений на дно и одновременно предусмотреть и организовать дальнейшие подводные рейды. Нам хотелось обеспечить точную посадку во всех намеченных точках дна Атлантики. Это до сих пор никому не удавалось, а если и удавалось, то случайно. Система точного погружения, выработанная во Франции, состояла в следующем. Зона погружения, обследованная предварительным промером, снова опознается судном, на борту которого установлен приемник спутниковой навигационной системы определения координат. Это дает возможность привязаться к карте с точностью от 2 до 300 метров. Затем на дно опускаются три акустических маяка, образующих в плане треугольник. Эти маяки зависают в сотне метров над дном благодаря буям — стеклянным шарам, удерживающимся на якорях нейлоновыми тросами. Судно дискретно опрашивает маяки, а его счетно-решающее устройство с заранее подготовленной программой позволяет произвести определение координат буев и положения сторон треугольника относительно меридиана места.
Теперь судно может привязаться к местности не через спутник, который позволил провести предварительную разведку без детальных расчетов, а через один из установленных на дне маяков, причем с точностью уже до нескольких метров. Электромагнитные волны уступают место акустическим. На борту подводного аппарата имеется маяк, подобный тем, что установлены на дне. Этот маяк позволяет счетному устройству определить местоположение аппарата по отношению к судну, а следовательно, и по отношению к донным маякам в зоне треугольника.
Погрузившийся на дно подводный аппарат попадает в поле постоянного наблюдения с поверхности (как в воздухе сопровождаемый радаром самолет) и через акустическую станцию подводной связи (TUUX) получает данные о своем местоположении. Между экипажем на поверхности и подводниками устанавливается постоянная связь, которая позволяет в случае надобности скорректировать маршруты, проходящие вдоль дна, и обеспечивает оперативность действий.
В принципе этот процесс прост, но потребовалось полтора года для того, чтобы овладеть им на практике и сделать эффективным.
При погружениях ставилась задача измерения и регистрации определенного числа параметров, позволяющих по возвращении на поверхность как можно более точно воссоздать условия, в которых работал подводный аппарат, и, возможно, сделать интересные сопоставления. В числе параметров регистрировались: курс аппарата, его наклонение по отношению к плоскости горизонта, температура за бортом, мгновенная скорость, высота над уровнем грунта. На борту аппарата находилась небольшая установка для сбора информации, полученной от измерительных приборов. Информация регистрировалась на магнитофонную ленту в кодированном виде. Дискретность этой регистрации задавалась часовым механизмом, установленным внутри подводного аппарата. По возвращении на поверхность кассету с записью кодовых данных можно было расшифровать в специальной установке с выходом печатного текста.
Очень важно было также заснять дно в зоне погружений на фото- и кинопленку. Это делалось так. На корпусе гондолы в специальных боксах, способных выдержать внешнее давление, устанавливались фото- и киноаппараты, заряженные цветными и черно-белыми пленками. В момент съемки научный наблюдатель синхронно включал электронную подсветку. Пленки, рассчитанные на 500 кадров, можно было просмотреть по возвращении на поверхность. Для этой цели на надводном судне предусматривалась фотолаборатория.
В распоряжении ученых имелись и другие аппараты, располагавшиеся внутри гондолы, и в случае необходимости ими можно было фотографировать через иллюминатор, что мастерски делали американцы, в частности Боб Баллард.