— Пирамиды!.. — охнул я, сразу узнав их по изображениям, которые видел на почтовых марках Объединенной Арабской Республики.
— А там вон — Каир, столица ОАР! — объявил Каген, повернувшись в противоположную сторону. — Глядите!..
Вдали виднелся великолепный, озаренный палящими солнечными лучами город. Его храмы, дворцы и сады, словно сказочное видение, вставали по ту сторону небольших пальмовых рощ, длинных земляных дамб и рассеченных прямыми оросительными каналами изумрудно-зеленых полей. Город стоял над рекой…
— Вот, наверно, удивится Диспетчер, когда увидит пустую капсулу! — расхохоталась Нкале. — Придется радировать ему из Каира. А возвратимся на самолете…
— Радио нет… Самолета не будет!.. — Академиков поднял руку с браслетом таймера. — Машина Времени высадила нас в Древнем Египте, за четыре с половиной тысячи лет до наших дней. Каира еще нет и в помине. Город, который мы видим, — это Мемфис, один из самых первых городов на свете, столица Древнего Царства. Оазис, около которого мы находимся, называется Гизэ. Фараоны, правители Египта, из века в век сооружают здесь эти каменные громады — свои посмертные усыпальницы. Мемфис погибнет и будет погребен песками. Ветер пустыни разнесет прах оазиса. А пирамиды останутся! Своими каменными, высеченными у вершин глазами они будут взирать на смену царств народов и тысячелетий!..
— Прекрасно сказано! — воскликнул Каген. — Пусть же теперь, пока Машина Времени починяется, они поглядят на наш скромный завтрак. Считая туда и обратно, мы путешествуем уже почти сто тысяч лет. Я здорово проголодался!
— И ужасно хочется пить, — подхватила Нкале. — Жарковато!
Удобно устроившись в тени финиковых пальм, мы накинулись на свои запасы. Даже то, что шоколад совсем размяк и прилипал к пальцам, а вода стала теплой, как полуостывший чай, не мешало нашему пиршеству. Плитки исчезали одна за другой, фляжки быстро пустели.
Конечно, мы бы отведали и фиников. Их спелые, медовые гроздья, заманчиво золотились на солнце сквозь листья пальм. Но… «Есть, да не про вашу честь!» — как говорится в одной известной пословице. Даже когда Нкале попыталась вымыть руки в воде протекавшего у наших ног оросительного канала, ничего из этого не вышло — шоколад так и остался на пальцах… Мы могли только смотреть и слушать.
На фоне безоблачного, эмалево-синего неба и песчаной равнины высились вершины трех главных громад. А внизу, вдоль их оснований, вставали другие, гораздо меньшие пирамиды и ряды каких-то странных прямоугольных построек, похожих на дома, но только без окон. Несмотря на свою немалую величину, они казались карликами у ног великанов.
— Большие пирамиды, — сказал Академиков, — усыпальницы фараонов Хеопса, Хефрена и Микерина. А маленькие — гробницы цариц…
— А дома?
— Это тоже гробницы. Они называются «мастаба». В них находятся тела фараонских родственников, прославленных военачальников, особо отличившихся чиновников, богатых вельмож… Египтяне верят в бессмертие души и оживление тела в загробном мире. Они убеждены, что фараон и там останется фараоном. А потому каждый, кто пользовался его милостями при жизни, старается обеспечить себе такую же близость к царю и на том свете.
От подножия одной из пирамид к окраине оазиса тянулась похожая на прямой коридор крытая каменная дорога. Она вела к храму, который был расположен у передних лап исполинского сфинкса — колоссальной статуи лежащего льва с человеческим лицом. Статуя была высечена из целой скалы. Выкрашенное в кирпично-красный цвет лицо обрамляла ниспадающая с головы каменная повязка, поперек которой были нарисованы красные и синие полосы. Такую повязку, как сказал нам Александр Петрович, имели право носить только боги и фараоны…
Подлинное представление о невероятных размерах этой статуи вы можете составить себе по тому, что крыша храма едва достигала ее подбородка. И уже совсем крохотными, прямо-таки какими-то муравьишками, казались под ней фигурки смуглокожих, облаченных в белые одежды бритоголовых людей, которые двигались во дворе храма. Это были жрецы…
— Когда время и войны уничтожат и оазис, и город, и храм, — сказал Александр Петрович, — племена арабских кочевников, которые придут сюда на смену древним египтянам, будут трепетать перед неживым взором этого таинственного изваяния. Чтобы избавить себя от страха, они даже попытаются разбить статую. Солдаты Наполеона изуродуют картечью ее лицо… И никто уже не сможет с точностью определить, какого именно фараона изображает этот сфинкс.
— Почему никто?! — Нкале вскочила на ноги. — Пойдем туда и разузнаем, пока не минули тысячелетия…