Субарктическая экосистема задала мне больше биологических загадок, чем любая другая область на Дарвине. С одной такой загадкой я столкнулся в начале весеннего дня, когда следовал за мигрирующим стадом унтов по пустынной тундре близ отрога Уэдделла. Унты, названные так за громкий вздыхающий звук, который сопровождает каждый их тяжёлый шаг, направлялись на север, к своим весенним местам размножения. В стаде насчитывалось около двухсот особей, и энергию их возбуждения можно было почти ощутить на себе. Большинство этих существ находилось в возрасте размножения, и многие демонстрировали раздутые от беременности животы. Эта зима явно была трудной: количество молодняка было невелико, и все члены стада явно были исхудавшими.
Но даже при всём при этом они сохраняли внушительный облик, шагая по полярной траве.
Ледяная стрелка – это летун легче воздуха, который пользуется своими полыми шипами, чтобы цепляться за лёд ледника во время свирепых полярных бурь. Полагают, что он получает питание из водорослей и микробов, замороженных во льду, потому что никто никогда не видел, как он питается растениями или животными в лежащей по соседству тундре.
Я не могу забыть того опыта, который дали мне эти же самые существа во время своего осеннего гона в прошлом году. Первый снег покрыл землю, а низкое серое небо, похоже, предвещало наступление суровой зимы. Крупные унты шестиметровой высоты, хвосты и спины которых были покрыты накопленными с лета жировыми запасами, собрались в группы, готовясь к брачному сезону. Поскольку все они принадлежали к одному полу, единственными членами стада, которые не занимались ритуальными демонстрациями, были самые молодые, больные и старые особи. Остальные существа втыкали свои бивни в снег и землю, или топали ногами и трубили. Трубные звуки, испускаемые из восьми отверстий на их боках, звучат как глубокий и красивый гул на четыре тона, наполненный мучительной страстью. Его легко можно расслышать на расстоянии нескольких миль.
Я парил над стадом, зарисовывая пару молодых особей, когда увидел двух крупных унтов, занятых демонстрацией вспышек биологических огней, предшествующей ритуальному поединку. Стоя на месте, они быстро вертелись, разбрасывая комья снега и земли и издавая громкие сигналы. Затем они резко остановились мордами друг к другу, встряхивая головами и царапая землю бивнями. Иногда за этим могли последовать состязания по толканию телами и схватки, сопровождающиеся ударами бивней; через несколько мгновений они опять начинали вертеться с новыми силами. Звуки их боя эхом разносились в морозном воздухе.
Такая последовательность действий повторяется раз за разом, пока одно из существ не опустит голову в знак поражения или не атакует. Что бы ни было тем действием, которое запускает угрожающую демонстрацию (конечно, я не стал бы называть это любовью), этого было достаточно для образования брачной пары. Чтобы произошло спаривание, каждый партнер должен выдержать агрессивное позирование своего потенциального партнёра и держать себя на равных с ним. Сражение – это последнее испытание совместимости брачных партнёров у унтов и, полагаю, необходимый элемент сексуальной стимуляции животных. Похоже, бой высвобождает у обоих существ феромоны, которые усиливают потребность в спаривании.
Я наблюдал множество случаев демонстрации угрозы, и результатом многих из них оказывалась несовместимость партнёров. Иногда, если за этим следовала схватка, проигравший зверь оказывался раненым или слишком уставшим, чтобы участвовать в сексуальных отношениях; в таких случаях их бросали там же, где они потерпели поражение. Чаще, однако, двое существ спаривались, зачиная потомство, наследующее их силу и выносливость. Осенний гон продолжался примерно три недели, и в течение этого времени я отметил, что многие особи участвуют, по меньшей мере, в трёх сражениях. В дальнейшем стадо отправилось в места зимовки. Я знал, что детёныши начнут рождаться в середине весны.
Весна в тундре, охватывающей полюс сплошным кольцом – это время пробуждения, когда вода, на долгие месяцы заключённая в слое губчатой почвы над вечной мерзлотой, начинает таять и дарить ей свои животворные качества. Повсюду начинают проявлять признаки жизни низкорослые выносливые тундровые растения. Слабо светящиеся почки в невероятных количествах появляются на тёмной земле, словно ковёр из звёзд. Тающий снег и размягчившаяся земля также освобождают обширные зимующие популяции дисколётов, которые взлетают и тучами кружатся в воздухе. Более крупные представители фауны выглядят активнее, когда окружающая их среда прогревается. Солнечные лучи касаются полярных районов, словно воспоминания о мгновениях нежности, заряжая растения и животных страстью возрождения.
Неистовое стадо унтов подо мной явно было охвачено волнением сезонного возрождения природы, судя по тому, с каким удовольствием и насколько легко гнутся их задубевшие на холоде шкуры и застывшие суставы, а непреодолимая жажда размножения гнала их вперёд по бесплодной тундре. Наполняя воздух своими характерными глухими эхолокационными сигналами, унты брели колонной шириной по десять-двенадцать особей к своим древним местам размножения.
Прошло три дня следования за стадом унтов, и я увидел, что стадо разделилось, чтобы обойти препятствие на своём пути. Со своего пункта наблюдения в ста метрах за животными мне совершенно невозможно было понять, какого рода препятствие это было. Я даже не был уверен в том, было ли это животное, или же какое-то неорганическое образование. Затем я увидел, что его вершина увенчана тусклым жёлтым биологическим огоньком, и это означало, что объект был органического происхождения – или же когда-то был таковым.
Парные ряды ноздрей унтов выполняют различные функции. Передняя пара служит для дыхания, задние – входные отверстия для органов, издающих трубный звук. Язык унта может пробивать лёд, чтобы поедать снежные луковицы, не выкапывая их.
Этот объект оказался морщинистой, спавшейся оболочкой, которая больше напоминала вяленый на солнце овощ, чем животное. Только в данном случае не солнце, а беспощадный полярный ветер привёл это существо в его высушенное состояние.
Странные особенности поверхности стали более заметными, когда я подобрался поближе: извилистые трубки тянулись над морщинистыми складками, окружавшими сфинктероподобные отверстия, и пронизывали их. Причудливая и замысловатая текстура поверхности мало что могла сказать об изначальном облике существа. Более крупные черты строения, вроде спинного кнутовидного придатка и расположенной в передней части объекта конечности, напоминающей ногу, были столь же загадочными.
Я облетел мумию высотой три с половиной метра, пока не занял положение прямо перед её «головой». Непосредственно под тускло горящим биологическим огнём находилось тёмное отверстие. Я посветил в него тонким лучом света прожектора своего ’конуса, и пустота внутри, казалось, подтверждала мысль о том, что это была не больше, чем просто мумифицированная туша животного. Но почему биологический огонь всё ещё светился? Вскоре я получил ответ на этот вопрос.
Я начал фиксировать пронзительные сигналы летучего существа, которое быстро двигалось в мою сторону. Мгновение спустя я смог разглядеть маленькое существо, когда оно облетело мумию и меня. Оно выглядело возбуждённым (или, возможно, я находился во власти антропоморфизма), поэтому я решил сдать назад на несколько метров. Менее чем через минуту после моего отхода чёрное летучее создание спикировало вниз; махая крыльями так быстро, что их не было видно, оно зависло в воздухе, а затем село на «голову» мумии и исчезло в отверстии. Я ждал целый час, пока летун появится вновь, но этого так и не случилось.
До этого момента мне и в голову не приходило провести ИК-сканирование туши – настолько убедительной была её мертвенная внешность. Несмотря на биологический огонь, мёрзлая оболочка выглядела высохшей на ветру так же, как любое мёртвое животное в тундре. И только после того, как я, наконец, получил результаты сканирования, я понял, что эта криптобиотическая гнездо-мумия обеспечивала маленького летуна теплом и укрытием.