Сальтоствол, рост которого достигает шестидесяти метров, может подбросить себя в воздух на высоту, втрое превышающую собственный рост. Я видел, как они преодолевают полтора таких расстояния боком всего лишь за один впечатляющий прыжок. Звук их вдохов можно спутать с громким воем ветра на равнинах.
Как облака микроскопических летунов рассеялись в разные стороны, сальтостволы вновь приняли вертикальную позу в шатком равновесии. Боясь, что могу их спугнуть, я «припарковался» на расстоянии около трёхсот метров, вблизи кольцеобразных зарослей необычных, напоминающих колья растений, которые выглядели так, словно их кто-то обглодал. И что было самым странным, в центре этого кольца лежала большая, нетронутая голова стрелорота. Казалось, она была схвачена гигантскими когтистыми руками и откручена от тела, потому что на высохшей коже и костях остались отметины от когтей, а длинные, словно канаты, сухожилия тянулись из обрывка шеи. Длинный колючий язык отсутствовал – очевидно, он был вырван тем же самым неизвестным существом, которое оторвало ему голову. Зарисовывая эту сцену, я постоянно оглядывался через плечо, опасаясь встречи с существом, которое могло так легко разорвать на куски одного из самых свирепых из питающихся жидкостью хищников Дарвина IV.
В ходе своей скоростной погони я заметил особенно крупного лесоносца, который брёл по лугу. В тот момент трудности этого существа, связанные с движением по ровной местности не были замечены мною, потому что я был охвачен азартом преследования. После этого я повернул обратно и обнаружил лесоносца, едва справляющегося с подъёмом на небольшое возвышение. Я сразу понял, что исполин был болен, возможно даже, находился при смерти. Это было явление, с которым я ещё не встречался на Дарвине IV: я никогда прежде не был свидетелем смерти по естественным причинам.
Даже в момент смерти лесоносец обладает невероятным достоинством и мощью. Мне выпала большая честь стать свидетелем последних нескольких минут жизни этого великолепного экземпляра, и я зарисовал его как раз в тот момент, когда первые падальщики прибыли к началу пиршества.
Лесоносец неоднократно пытался преодолеть двухметровый подъём, но ему ни разу не удалось поднять свою огромную ногу достаточно высоко. Он остановился, и я увидел, как его тело содрогается. Внезапно, сделав могучий рычащий выдох, огромное животное рухнуло вперёд, зарываясь массивной головой в глинистую почву. Хрупкие деревья трещали и разлетались со спины животного, словно копья. Похоже, зверь навечно останется в этом месте, которое, как я понял, должно было стать его последним пристанищем; его ноги печально скребли по земле, пока, наконец, всё не затихло. Я решил зарисовать эту проникновенную сцену, чтобы почтить столь величественный уход из жизни этого существа.
Уже вскоре после смерти лесоносца рядом появился стрелорот – первый из многих всеядных хищников, собирающихся на этот лёгкий пир. К тому времени, когда я закончил зарисовку, здесь кормились в явной гармонии друг с другом, как минимум, дюжина крупных животных и целые толпы падальщиков меньшего размера. Сальтостволы находились ровно на том же месте, где я оставил их за час до этого.
Я изучал сальтостволов около часа, пока они покоились на своих поджатых ногах, а шестигранные средние части их тел быстро вздымались и опадали после недавней погони. Теперь, когда я подобрался поближе, мне было видно, что их тела имели очень лёгкое строение, и решётка из мускулов явно лежала тонкими слоями на поверхности тела.
Меня отвлекла пара тяжело бредущих желесосов, которые набрели на заросли желейной пузырчатой травы. Охваченные порывом жадности, неуклюжие существа прорывали дрожащие мешки растительного геля и выпивали их содержимое при помощи своих сверхдлинных хоботков. Прошло совсем немного времени, и первые пузыри уже превратились в спавшиеся оболочки, а жидкость из них была высосана досуха или разлита.
После этого насытившиеся желесосы начали методично переходить от одного пузыря к другому, разрывая их явно ради интереса. Гель вываливался наружу целым потоком крупных кусков, которые на земле растекались в лужицы с бугристой поверхностью. Когда все пузыри с желе были разорваны, из своих гнёзд-тоннелей появились десятки мелких попискивающих конических прыгунов, желающих ухватить кусочек полужидкой оболочки пузыря.