Группа бочковидных веслолапов серебристой окраски бродила вперевалку, не прячась и направляясь в сторону неподвижных сальтостволов. Я решил последовать за ними, чтобы посмотреть, насколько близко я смогу подойти к огромным монопедалиям. Я думал, что, если я оставался рядом с веслолапами, они могли бы и не заметить меня, поэтому скользил на небольшой высоте – десять метров. Я пребывал в уверенности, что мой план успешен, потому что я подобрался к гигантским трубам примерно на тридцать метров. Внезапно все четыре существа сжались, вдохнули и подпрыгнули в воздух. Они пропали в один миг, кувыркаясь и вращаясь в сторону горизонта, и я отправил свой ’конус в стремительную и яростную погоню.
Однако прошло всего пять минут погони, когда зазвенел звонок, предупреждающий меня об угрозе нехватки топлива. Я прервал погоню и тем самым спас свою гордость, потому что у меня, вероятно, не было ни единого шанса поймать сальтоствола. Я передал свои координаты центру контроля «Орбитальной звезды» и подождал, пока они синхронизируют спуск модуля-заправщика и устроят мне рандеву с ним. Два часа спустя модуль совершил посадку примерно в километре от моего местонахождения.
Лесной брюхолаз и хлебальщик
КАРТИНА XI. «Три крючкохвостых летуна внезапно выпорхнули из листвы и вспугнули лесных брюхолазов».
Многочисленные, но небольшие и изолированные друг от друга леса Дарвина IV вызвали у нас самое сильное огорчение и стали самой большой неудачей. Мы оказались совершенно не подготовленными к ведению исследований в глубине этих ограниченных по площади, но густо поросших растительностью лесистых местностей; летучие конусы были слишком велики для того, чтобы мы могли проникнуть сквозь лабиринты лиан и стволов деревьев. Тем не менее, однажды я сумел пробраться сквозь заросли пластинокорого дерева на совершенно невероятное расстояние в четыре километра. Оказавшись в изумрудных глубинах леса, я открыл поистине волшебную природу этих небольших природных сообществ. Лучи золотистого света, отфильтрованного кронами деревьев, пронизывают тень, освещая пучки листьев, участки коры или покрытый ковром листвы подлесок. Маленькие четырёхкрылые летуны порхали в лучах света, вспыхивая яркой голубизной на фоне лесного мрака. Эти и другие образы дополнялись нежными ксилофонными звуками, которые издавали тысяч гремящих орехов – похожих на колокольчики семян пластинокорого дерева. Каждый из них состоял из двух маленьких ударных частей, образованных корой, которые стучат по его оболочке, в конце концов высвобождая орех и позволяя ему упасть в подлесок. Звук этих орехов напоминает какую-то прекрасную симфонию в исполнении деревьев.
Лесных брюхолазов, похоже, совершенно не беспокоит утрата задних конечностей. В действительности же я заметил, что их подвижность лишь увеличивается, как только ноги отпадают. Хотя тело может выглядеть массивным, фактически оно весит немного: его легко можно приподнимать над землёй, совершая резкие развороты.
Я решил следовать вдоль небольшого ручья, рассудив, что над ним листва будет не такая густая. Также я чувствовал, что у меня будут неплохие возможности встретить на каменистых берегах ручья живых существ. Уведя свой ’конус глубже в лес, я был вознаграждён зрелищем двух существ, тяжело бредущих к воде. Я «припарковал» ’конус и наблюдал, как более крупное существо из этой пары понюхало воздух при помощи своих гипертрофированных фиолетовых ротовых трубок. Похоже, животное было осведомлено о моём присутствии, но всё же, подобно многим существам Дарвина IV, полностью игнорировало меня. Это поведение, которое, несомненно, восхитило бы любого натуралиста, является результатом отсутствия у животных опыта общения с чужаками. Получив удовольствие от этого безразличия, я устроился поудобнее, чтобы понаблюдать за этой парой лесных брюхолазов, как я решил их назвать. Я предположил, что это были родительская особь и её потомство, и заметил, что между ними имелись различия как в размерах, так и в количестве конечностей. Родительская особь обладала лишь двумя ногами и полозом, но, когда она повернулась, я заметил свисающую вниз морщинистую тканевую складку как раз в том месте, где должна располагаться нога ювенильной особи. Это явно выраженное уродство приковало к себе мой интерес, даже когда три крючкохвостых летуна внезапно выпорхнули из листвы наверху и вспугнули лесных брюхолазов. Родительская особь отступила к дереву, полностью содрав свою «деформированную» ногу. Ничуть не обеспокоившись своей потерей, животное встряхнулось и вновь повернулось к воде. Я был поражён тем, что не увидел никакой раны, и сделал вывод о том, что этот вырост был неотеническим остатком конечности, использовавшейся на раннем этапе жизни этого существа, прежде чем оно научится управлять своим остроконечным тазовым полозом.