Дождь постепенно уменьшался, и маленькое стадо поднялось на ноги и отправилось к открытому пляжу. Вскоре стало очевидно, что они направлялись в сторону «моря», которое находилось в состоянии умеренного возбуждения, а на его поверхности появлялись волны из псевдоподий высотой от двух до четырёх метров. По прошлому опыту я знал, что это было реакцией на бурю; но, в отличие от водяных морей, эта реакция всегда запаздывала примерно на тридцать минут. Позже экспедиция узнала, что возбуждение было реакцией на попадание воды в матрицу.
Когда литторалопы добрались до «моря», я заметил, что его край отодвигается назад на метр или около того, словно в подобии разумного предчувствия. Стадо выстроилось в цепочку вдоль края и начало размашистыми ударами голов из стороны в сторону срезать длинные прозрачные ленты матрицы, которые тут же схватывались за один кончик и всасывались в животы этих существ.
Через час насытившиеся литторалопы с плотно набитыми животами ушли дальше по пляжу и скрылись из поля зрения, и я спустился пониже, чтобы оценить нанесённый ими ущерб. Область свежеобнажившегося пляжа длиной около сорока и шириной два метра дала представление о количестве матрицы, съеденной стадом.
Край «моря» выглядел рваным и ободранным, а по всему пляжу были разбросаны частично отрезанные полоски матрицы. Я летал около часа, делающем зарисовки окружающего ландшафта, и за то время, пока я отсутствовал, некогда разодранный край был полностью излечен новой матрицей.
На глубине около тридцати сантиметров под слоем мягкой почвы прибрежной зоны скрываются массы общественных охотников – пляжных стрелок. Эти похожие на копьё существа, часто встречающиеся в огромных количествах, лежат в засаде, ожидая, пока неосторожное существо, проходящее мимо, не наступит на почву прямо над ними. Поскольку они полагаются главным образом на свои рецепторы, чувствительные к давлению, эхолокационного аппарата у них практически нет. Эти охотники, нападающие с близкого расстояния, на коротких дистанциях способны двигаться с огромной скоростью. Они совершают бросок при помощи сложенной мускулистой «ноги», которая подбрасывает каждое отдельное животное сквозь землю, в которой оно прячется, в сторону его цели. Убив добычу, пляжные стрелки инстинктивно перегруппируются и закапываются, не оставляя никаких видимых свидетельств своего существования. Их неподвижность и молчаливость – это превосходно отточенная эволюцией техника охоты на планете, где используется эхолокация. Поскольку ареал пляжных стрелок ограничен плотностью и составом почвы, в которой они живут, они распространены исключительно в прибрежной зоне.
Один раз, следуя за пляжным скакуном (отдалённым береговым родственником императорского морского странника), я попал на участок, заселённый пляжными стрелками. Это была не самая приятная сцена: с полсотни пляжных стрелок внезапно вылетели из земли вокруг жителя побережья и за несколько секунд беспощадно утыкали его. Сила их атаки была настолько велика, что те существа, которые промахнулись мимо пляжного скакуна, совершенно свободно допрыгнули до моего ’конуса, парившего в двадцати метрах над их стартовой площадкой. Пляжный скакун умер ещё до того, как повалился на землю. Далее началось причудливое пиршество, и те пляжные стрелки, которые попали в цель, проедали себе выход из туши, а те, которые промахнулись, вгрызались в глубины туши. Через час кости пляжного скакуна лежали на поверхности земли, а пляжные стрелки бесследно исчезли.
КАРТИНА XX. «С полсотни пляжных стрелок внезапно вылетело из земли».
Пестрокрыл
КАРТИНА XXI. «С началом ночи пестрокрылы начинали шевелиться». (Предварительный набросок)
Через день после знакомства с литторалопами я наткнулся на другую интересную стаю береговых жителей. Эти странно выглядящие животные, казалось, ещё пребывали в горниле эволюции: они были крылатыми, но всё же не были способны летать. Когда существа двухметрового роста делали попытки летать – а это было нечасто – они хлопали своими короткими крыльями с красивым полосатым узором в тщетных усилиях подняться в воздух, и им удавалось сделать лишь длинный прыжок. Днём пестрокрылы, как я назвал их, вели ленивую жизнь, покачиваясь вверх-вниз на волнистой поверхности Амёбного моря. Периодически они просто вытягивали свои хоботки и начинали кормиться. Всё остальное время они только и делали, что качались на волнах или дремали. Но едва наступала ночь, пестрокрылы начинали шевелиться. Поднимались головы, разворачивались чудесно сияющие крылья, и существа вставали на ноги на мерцающей и колышущейся поверхности геля. Когда стая начинала свои ночные прогулки, мирная сцена в одно мгновение превращалась в буйство движения.