Трое невыспавшихся кормчих из Индии долго смотрели с крыши на красавец корабль, которому недоставало только надстроек и рангоута с такелажем. Казалось, они не находят слов, чтобы выразить свой восторг. Наконец Салеман медленно вымолвил:
— А где же мотор?
— Мотор? — удивился я. — Никакого мотора не будет!
— А как же лодка пойдет? — полюбопытствовал Салеман.
— Под парусом, разумеется. Разве вы не ходите на дау под парусом? — спросил я, глядя на смуглую тройку, созерцавшую мою ладью.
— Мы ходим на дау, — спокойно подтвердил Салеман. — Но наши дау — моторные.
Ни один из них не умел плавать под парусом! Вот так так... Ладно, хоть будут лоцманами, помогут провести ладью через Аравийский залив. Сколько раз доводилось им ходить от Бомбея до Басры?
До Басры? Салеман поглядел на Ибрахима, Ибрахим — на Абдула. Никто из них не ходил до Басры.
Ну что тут поделаешь! Придется отсылать их обратно в Бомбей. Индийцы с видимым облегчением восприняли мое решение; глаза их выражали явный ужас, когда они напоследок еще раз посмотрели с крыши на камышовое суденышко.
Однако прежде, чем отправить всю троицу в обратный (увы, не такой уж дешевый!) путь, меня осенило, что Салеман с его английским языком еще может нам пригодиться. В Басре мы видели стоящие на якоре большие индийские дау, да только все наши попытки наладить контакт с их праздными экипажами ни к чему не приводили, потому что эти люди не знали арабского языка, не говоря уже о европейских. Может быть, кто-нибудь из них знаком с парусным делом, тогда Салеман послужит переводчиком.
В тот день вечером члены экспедиции были приглашены в Басру на званый обед, устроенный в нашу честь ректором университета, а наш штурман Норман Бейкер вызвался еще до обеда съездить вместе с индийцами в гавань Басры, чтобы там потолковать с их соотечественниками. Советское Генеральное консульство предоставило Юрию замечательную новую русскую машину, и Шакер сказал, что отвезет Нормана, а мы отправились в университет на микробусе.
Долго мы ждали Нормана и его четверых спутников в университете, наконец сели за стол без них. Одно арабское пряное блюдо сменяло другое; внезапно озабоченный официант ввел в зал какого-то странного человека, смахивающего на привидение. На сплошном белом фоне — два красных пятна: ухо и нос, притом красные от ссадин. Это был Норман. Весь обмотанный бинтами, он остановился в дверях, ожидая, когда его представят хозяевам.
— Что случилось?! — в ужасе воскликнул я.
— Машина перевернулась, три оборота успела сделать, — пробурчал Норман.
— А где индийцы?
— В больнице, на обследовании.
— А Шакер?
— Шакер в полиции. Он ведь сидел за рулем.
— А что с новой машиной советского генерального консула?
— Машина вдребезги, лежит там на обочине колесами кверху.
Норман отделался ушибами; бинты на лице не помешали ему дать работу челюстям и доказать, что его знаменитый аппетит нисколько не пострадал. Однако злополучные индийцы, явившись немного погодя, есть отказались. У одного была повреждена нога, у другого голова, у третьего спина, и все трое умоляли меня об одном: с первым же самолетом отправить их домой в Индию. Что я и сделал, как только связался по телефону с Багдадом. Они вылетели из Ирака курсом на Индию, но в пути где-то потерялись и в Бомбейское агентство по найму больше не показывались.
Но как же нам все-таки быть? Близится зима, уже — на месяц раньше обычного — прошел небольшой дождь, через несколько дней надо спускать ладью на воду, а Норман, положившись на отчет Саутгемптонского университета об испытании пластиковой модели, настаивал на том, что нужен парус большей площади и нужны рулевые весла пошире тех, которые мне изготовили в Гамбурге. У нас были припасены полотнища для парусов, какими вооружают дау, да только некому их шить, и Норман предложил отставить эту идею, а полотнища пустить на увеличение готового паруса.