Назначение «Одиссеи» — развлекать слушателя увлекательными историями о возвращении прославленного героя с войны в далеком чужом краю на родину. Первоначальные авторы этих историй и соединивший их в одной поэме Гомер не мыслили картографическими категориями; возможно, они вообще не видели карт. Но даже если бы видели, вряд ли сочли бы их подходящим пособием для создания эпической поэмы. Целью аэдов было нарисовать картину странствия, ведя слушателя от одного необычного места к другому, без обязательной точной географической привязки. Старались ли они при этом соблюдать логическую последовательность? Виктор Берар, французский ученый, поместивший прачечную Навсикаи и дворец Алкиноя на западном берегу Керкиры, предположил, что Гомеру каким-то образом попала в руки финикийская лоция, и тот выстроил череду заходов Улисса, основываясь на торговых путях финикийцев. Но у Гомера не было необходимости в таком руководстве, не говоря уже о том, что эта догадка Берара ничем не подтверждается. Современные археологические исследования показали, что микенские товары доходили даже до Сардинии и важный торговый путь соединял Крит с западным приморьем Пелопоннеса и южной оконечностью Италии. Если микенцы сами торговали и привозили домой собственные сказы, они не нуждались в наставлениях финикийцев.
«Одиссея» — морская повесть, сочиненная людьми, несомненно, знакомыми с особенностями вождения галеры. Знание моря, мореплавания, кораблей видно на каждом шагу. Аэды могли использовать устные предания об одном или нескольких морских скитаниях, рассказы о реальных событиях, моряцкие байки, могли дать волю собственному воображению, творя искусный сплав исторических сведений и морского фольклора. Вот из чего нам следует исходить, строя предположения о путях Улисса от одного необычного места к другому. Иначе мы окажемся на весьма зыбкой почве, как об этом говорят трудности с отождествлением тех или иных пунктов на Итаке или Лефкасе, где нужно считаться с возможностью ошибок в переводе, переноса названий, исчезновения пещер, землетрясений и множеством других переменных. В основе нашего эксперимента на «Арго» лежала мысль о том, что «Одиссея» — морская повесть, и если в ней содержится доля истины, это можно проверить на деле. В трехмесячном плавании по «логическому маршруту» на копии галеры бронзового века мы выявили уникальную серию отождествляемых пунктов, подчас там, где меньше всего ожидали этого.
Первый факт, который мы смогли удостоверить, — правильная передача «Одиссеей» особенностей плавания галеры под парусом и на веслах в Средиземном море. Подлинность всего, что касается трудностей и ограниченных возможностей мореходства бронзового века, подтверждается нашим опытом. «Одиссея» повествует о каботажном плавании сравнительно короткими отрезками от одного мыса до другого, от захода к заходу. И разве могли большие команды на открытых судах плавать, не подходя частенько к берегу, чтобы пополнить запасы пресной воды, подкормиться и отдохнуть? Нет никаких оснований видеть в «Одиссее» рассказ о дальнем плавании — до Гебридских островов, Скандинавии, даже до залива Фанди в Канаде, — как это делают иные.
Будем помнить, что половину пути Улисс прошел не один, а в сопровождении еще одиннадцати кораблей, тяжело нагруженных добычей и изрядно обветшалых после долгого плавания и десятилетнего стояния на берегу, пока, согласно «Одиссее», шла война. Скорость продвижения флотилии определялась возможностями наиболее тихоходной галеры; то и дело надо было останавливаться, дожидаясь отстающих. Корабли шли медленно, осторожно, тяжело.
Не следует забывать и про ограниченные мореходные возможности галеры. На «Арго» мы убедились, что невозможно грести против встречного ветра и нужны немалые усилия, чтобы продвигаться вперед при штиле. Сопутники Улисса не раз проявляют недостаток рвения, и конечно же они предпочитали идти под парусом, чем на веслах; ждать попутного ветра, чем ползти черепашьим ходом при штиле, и старались держаться подальше от берегов, если намечался шторм. Отсюда общий неспешный характер плавания, с остановками в ожидании благоприятной погоды перед очередным этапом. Такого порядка придерживались мудрые капитаны, и все говорит за то, что Улисс был достаточно осторожен, кроме тех случаев, когда верх брали любопытство или вспышки бравады.
Словом, нам нет нужды забираться в поисках пунктов захода, описанных в «Одиссее», пусть даже они выглядят весьма экзотическими — вроде обителей лотофагов, одноглазых великанов или свирепых лестригонов. Если читать «Одиссею» как морскую повесть, все пункты должны были находиться в пределах досягаемости мореплавателя, возвращающегося на родину из Трои в Итаку по логическому каботажному маршруту. В принципе микенские корабли могли заплывать далеко в Средиземном море, но это были торговые суда, почти наверное ходившие под парусами. Дальние плавания совершались не на военных галерах с многочисленной командой; ведь и знаменитые плавания норманнов через Северную Атлантику были осуществлены на обладающих хорошими мореходными качествами торговых судах, а не на длинных гребных ладьях. При необходимости микенские боевые галеры, как и длинные ладьи викингов, могли преодолевать значительные отрезки в открытом море, но осмотрительные капитаны предпочитали ждать благоприятной погоды; так, Менелай и Нестор задержались у острова Хиос в ожидании условий, позволяющих уверенно пересечь Эгейское море курсом на греческие берега. На основе этой схемы — каботаж, ожидание в ключевых пунктах попутных ветров и умеренного волнения на море, чтобы совершить бросок к следующему надежному укрытию, — можно представить себе ритм и географические рамки плавания Улисса к родным берегам.