— Почему бы тебе не сделать трубу самому? — спросил Суинбёрн, который уже овладел собой.
— Пра — хмм — вила.
— Не так давно Жук добился права быть единственным производителем и продавцом труб, через которые ползают и которые чистят его люди, — объяснил Бёртон.
— Этот мальчик — гений, — прокомментировал Суинбёрн.
— Да, — согласился Бёртон. — Сейчас мы покидаем вас, Изамбард. Экипаж поможет вашим людям поднять груз на корабль. Пассажиры вернутся завтра в девять.
— Не хотите ли обгореть — осмотреть — экипажи перед отъездом?
— Нет времени. Мы расследуем убийство. Я должен идти.
— Прежде, чем вы уйдете, могу ли я подарить — поговорить — с вами наедине?
— Конечно.
Они немного отошли в сторону и несколько минут о чем-то говорили. Потом Паровой человек громко лязгнул и присоединился к группе технологистов.
Бёртон вернулся к Суинбёрну.
— О чем вы говорили? — полюбопытствовал поэт.
— Он рассказал мне кое-что о бэббидже, который вставлен в голову Джона Спика. Пошли.
— Я должен идти с тобой, босс? — спросил Спенсер.
— Нет, Герберт. Оставайся здесь и проверь запасы по описи.
— Заметано.
Попрощавшись с заводным человеком, Бёртон и Суинбёрн вышли из здания, пересекли двор и присоединились к детективам-инспекторам Траунсу и Честону, командору Кришнамёрти, констеблю Бхатти, Изабелле Мейсон, миссис Энджелл и Фиджету, а также к другим пассажирам, собравшимся у трапа винтокорабля. Помимо них там же стояли члены экипажа Д'Обиньи, Бингхэм и Батлер, получившие краткосрочный отпуск.
Вокруг них клубился густой желтый туман, посыпая одежду и кожу сажей, забивавшей рот и ноздри.
— Готовы? — спросил Бёртон друзей. — Тогда пошли и простимся цивилизованно, особенно с вами, матушка Энджелл. Я надеюсь, что, пока нас не будет, вы будете вести обычную жизнь.
Группа вышла из ворот станции, прошла вдоль внешней стены и пошла по тропинке через пустырь, спускавшийся к железнодорожным путям — место, связанное с неприятными воспоминаниями для королевского агента и его помощника: два года назад они бежали здесь, преследуемые бандой вервольфов, и их едва не раздавил локомотив.
Они спустились по тропинке к Киртлинг-стрит, которая быстро привела их на Баттерси-Парк-роуд. Отсюда гости Монктона Мильнса начали разъезжаться, кэбы повезли их домой. Миссис Энджелл и Фиджет забрались в хэнсом, который повез их на Монтегю-плейс, 14, Изабелла Мейсон взяла другой, на Оранж-стрит, гроулер остановился перед детективом-инспектором Честоном, командором Кришнамёрти и констеблем Бхатти, готовый увезти их домой.
Четвертый экипаж — четырехколесный кэб, запряженный паролошадью — Бёртон вызвал для себя, Суинбёрна и Транса.
— Скотланд-Ярд! — приказал полицейский.
— А не в дом Отто Штайнрюка? — спросил Бёртон, взобравшись в кэб и усевшись на сидение.
— Это в Илфорде, — ответил Траунс. — Слишком далеко для кэба, так что займем в Ярде винтостулья.
Кэб свернул на Найн-Элмс-лейн и запыхтел вдоль Темзы. Пассажиры вынули платки и прижали к носам, от кошмарного зловония реки их глаза слезились.
Бёртон выглянул в окно. Где-то вдоль дороги находился маленький дворик, где в 1839 году на юную девушку Сару Льюит напал Джек-Попрыгунчик — одно из множества нападений, совершенных Эдвардом Оксфордом в поисках своего предка. Прошло двадцать четыре года, и за это короткое время влияние Оксфорда полностью изменило Британскую Империю. Бёртону по-прежнему казалось невероятным, что один человек может так быстро изменить огромную страну, но в истории такое уже бывало — Цезарь, Чингисхан, Наполеон. Оксфорд, невольно, стал причиной смерти королевы Виктории. После чего его влияние стало тоньше — всего несколько неосторожных замечаний о будущем, сказанных Генри Бересфорду. Однако маркиз передал их Изамбарду Кингдому Брюнелю, намеки и предположения воспламенили замечательные таланты инженера и привели, помимо всего прочего, к созданию политического и культурного движения технологистов.
Пока инженеры и евгеники Брюнеля вкладывали всю свою энергию в изобретения, одно присутствие во времени Оксфорда — в форме Джека-Попрыгунчика — привело к созданию противоположной силы: либертинов, стремившихся изменить социальную политику и создать новый вид освобожденного человека.
Все эти элементы создали условия для быстро увеличивающегося хаоса, развитие которого ускоряли научные изобретения и безответственные социальные эксперименты. Чарльз Дарвин, которого называли «Палач Бога», попал под влияние своего двоюродного брата, евгеника Фрэнсиса Гальтона и, ошеломленный открывшимися возможностями, вышел за пределы здравого смысла.