— Мээс,— строго сказал флагман Макомбер.— Нас не интересуют ваши мелкие гадости в Сайылыкском заповеднике. Хотя, движимый соображениями гуманности, свойственной каждому гражданину Человечества, должен вас предупредить, что когда-нибудь вам все-таки врежут по-настоящему. Терпение граждан Человечества велико, но не беспредельно.
— Хобот тебе оторвут, бурдюк злоуханный! — ликующе объявил Двуглавый Юл.
— Помолчите, Юл,— сердито сказал флагман Макомбер.— Так вот, Мээс, ваши дурацкие интриги здесь никого не интересуют, и вызвал я вас сюда не для этого.
— Я повергаю себя на ваш суд, флагман Макомбер,— смиренно проскрипел Мээс.— Уповаю же только на вашу справедливость.
Старый скот не выразил никакого удивления при виде людей, которых он так хорошо знал (всегда запоминаются люди, которые с пистолетом наготове ведут тебя по твоей же собственной хазе). Он сообразил, что бить и таскать за хобот здесь, пожалуй, не будут, и слегка успокоился, Впрочем, тут же выяснилось, что успокоился он рано.
— Вам представляется случай,— сказал флагман Макомбер,— оказать приютившему вас Человечеству большую услугу.
— Всегда готов! — сейчас же брякнул Мээс.
— Мы снаряжаем экспедицию в нынешнее логово Великого Спрута и предлагаем вам принять в ней участие.
На обширной сероватой физиономии Мээса явственно выступили пупырышки неодолимого ужаса, он стал медленно пятиться, пока не уперся кожистыми крыльями в перила. Затем он поднял бледную четырехпалую руку и помахал ладонью перед глазами.
— Ни! За! Что! — проскрежетал он.
— Прекрасно, —удовлетворенно сказал флагман Макомбер.— Вы удовлетворены, Атос? Так. И вы, Арамис? Я тоже. Наш морально-этический долг выполнен. Констатирую, что присутствующий здесь временный гражданин Человечества Мээс категорически отказался принять участие в действиях против Великого Спрута.
— Ни! В! Коем! Случае!—прошипел Мээс словно при последнем издыхании.
— Мы поняли,— хладнокровно сказал флагман Макомбер.— Юл, окажите нам любезность, проводите Мээса к себе в конуру. Завтра утром мы отправим его обратно в этот его кошатник, и чтобы впредь духу его не было еще где-нибудь на этой планете!
Почти в полуобморочном состоянии, кланяясь и бормоча слова благодарности, Мээс стал сползать по ступенькам веранды. Двуглавый Юл последовал за ним, похохатывая и подгоняя его безболезненными пинками.
— Давай двигай,— приговаривала его левая голова.— Ползешь,- как вошь по мокрому месту, колченогий хобот.
И вот, когда они скрылись за углом виллы, на середину веранды выступил Ваня.
— Как я понимаю,— ясным голосом произнес он,—здесь происходит военный совет. Издревле полагалось на военных советах первым выступать младшему. Что ж… Я не говорю о флагмане Макомбере, с которым мы видимся впервые, но все остальные, здесь присутствующие, знают меня давно и любят меня. Конечно, по-разному. Вы, дядя Атос. Вы, дядя Арамис. Ты, Принцесса. И временно удалившийся отсюда двухголовый Юлька, тетешкавший меня, когда я делал в пеленки...
— Кажется, я тоже люблю...— проворчал флагман Макомбер.
Ваня весело на него взглянул.
— Спасибо, дядя флагман. Так вот. Я все знаю — прочел вашу депешу папе. Я умею стрелять из восьми видов оружия, выжимаю левой рукой пятьдесят килограмм, могу пробыть под водой без маски четверть часа. Прошу об одном. Папе и маме ничего не сообщать, пока эта история не закончится. Предлагаю состав разведывательно-диверсионной группы: флагман Макомбер— командир, Двуглавый Юл и я. Лучше не придумаете.
Вот так.
Флагман Макомбер невольно кивнул.
Атос зажмурился.
Арамис невесело усмехнулся.
Эти люди никогда не поддавались страху за себя. И никогда не сомневались в мужестве ближних. Но...
— Как же Галя? — пробормотал Атос.— Как же Портос?
— Портосу было как раз восемнадцать, когда он таранил контрактор,— жестко сказал Арамис.
— Утверждаю,— произнес флагман Макомбер, уполномоченный Комиссии по чрезвычайным происшествиям.
И все, и с ними Ваня, встали. Никто не решился взглянуть на Тзану, сидевшую в углу в соломенном кресле. Она безмятежно улыбалась. Но как же не улыбались ее огромные зеленые глаза!
Около полуночи Арамис бросил Атоса и флагмана Макомбера и, отдуваясь, выбрался на веранду. «Ежу же ясно,— устало-разъяренно бормотал он.— Элементарная деформация пространства-времени в складках дезплузионных слоев при наложении параллельных пространств... В этом только солдаты да техники могут сомневаться...». И он, морщась, трогал кончиками пальцев висок, где пульсирующе ныло от непрерывного треска печатающих устройств, выдававших бесконечные ленты суждений крупнейших авторитетов из Академии наук, а также предложений руки и меча от былых соратников флагмана Макомбера.
Мягко сияло на шалонике полночное солнце, с шелестом накатывались на галечный берег черные волны, сонно почирикивали птицы в ветвях северных яблонь... а вот гренландские киты уже прошли на восток, и прохладный ветер с океана не доносил ни звука,
Ваня сразу же, как только закончился военный совет, куда-то улетел. Знакомиться с научно-техническими ориентировками из Академии наук он отказался. «У меня свои источники информации,— загадочно сказал он.— Посмотрим, чьи вернее...» Поцеловал Тзану и исчез.
А Тзана стояла у перил веранды и смотрела в океан. Когда вошел Арамис и повалился в кресло у стола, уставленного местными яствами и всепланетными напитками, она не обернулась, но через минуту, не повернув головы, произнесла:
— Дядя Арамис, ведь у вас есть дети?
Арамис, сооружавший себе увесистый бутерброд из крабов, морской капусты и майонеза, задумчиво замер.
— Хм.,.— проворчал он.— Как тебе сказать... Что-то такое безусловно есть. Дома толкутся какие-то сопляки и соплячки. Меня они любят, я их тоже...
Тзана,- по-прежнему не оборачиваясь, проговорила:
— А вот у меня, может быть, никогда не будет детей.
Арамис не нашел, что ответить. Впрочем, он и не искал.
Если бы кто-нибудь в эту ночь отошел от крыльца веранды на десяток шагов к югу, то, оказавшись над распахнутым люком в конуру Двуглавого Юла, услышал бы возбужденные голоса.
Двуглавый Юл не пожалел для старого врага царской водки, и Мээс был вдребезги пьян.
— Я жалок! — рыдал он, топорща крылья,— У меня нет родины! Все они там взяли в хоботы оружие, а я сбежал!.. Сбежал, как последняя гадина! Предал всех! Ты меня понимаешь, Юл? Повисну с удовольствием! За хобот!
Ему отвечал рокочущий баритон правой головы Двуглавого Юла:
— Дрыхни, скотина. Ложись и дрыхни. Ишь, развоевался, виселицу ему! Да кому ты нужен, слоно-пингвин недоделанный! Вонищи от тебя не оберешься — вешать тебя... Дрыхни, тебе говорят, а то сейчас по ушам!
Глава седьмая
Прекрасен и обычен на планете Земля и в ее окрестностях был день 20 июля 2222 года нашей эры, от начала же Великой Революции — 305-го.
Прекрасен и обычен был этот день для всего Человечества — за исключением нескольких сотен граждан его, участвующих в операции «Контратака вовнутрь».
В полдень по мировому времени трое из них высадились с гидроплана на северном берегу острова Черная Скала. Пилот, всю дорогу молчавший, пожал на прощанье с хрустом три руки, а перед тем, как дать газ, вдруг проорал на весь Великий, или Тихий, океан:
— Если что с вами случится, пусть эта сволочь знает—мы разметаем чертовское гнездо, мы перероем все пространства и времена, но отыщем их притон, и тогда мы сожжем мерзавцев, так что и воронам нечего будет расклевывать!..
На это флагман Макомбер, быстренько оглядевшись, проворчал:
— Ну-ну, не надувайтесь так, не надо. Чтоб разметать и сжечь, кому ума недоставало?
Ваня изобразил на физиономии милую улыбку.