– Вы думаете, в такой ситуации вам кто-то сможет помочь? Бросят бомбу под ноги – и поминай как звали.
– Может, так, а может, нет. Волков бояться – сыском не заниматься.
– В принципе, шансы на то, что вы останетесь целы, все-таки есть. Организатору встречи зачем-то понадобилось, чтобы гость остановился в определенном месте. Видимо, для обратной связи. Поэтому они или явятся прямо в «Националь», или пришлют вам ответное письмо с указанием места рандеву. В любом случае мы успеем подготовиться.
Тараканов задумался.
– А может быть, организатор таким образом хочет меня проверить? Он же просит остановиться в конкретном отеле. А вдруг там служит его сообщник? Я пошлю телеграмму с указанием номера занимаемой комнаты, получатель телеграммы сообщит об этом служащему меблирашек, и тот станет за мной следить? И если обнаружит, что меня прикрывают чины милиции, то сообщит об этом организатору и встреча не состоится? Нет, нам надо быть предельно осторожными. Наблюдать за мной должны издали, иначе весь смысл операции пропадает.
Кирпичников поднялся:
– Да-с. Задаете вы мне задачку. Почему на такое сложное дело Маршалк прислал вас одного?
– Карл Петрович больше в милиции не служит, недавно было удовлетворено его прошение об отставке. А новый начальник о моих изысканиях ничего не знает.
– То есть как?
– Не доложил я ему.
– Ну и дисциплинка у вас там, в Москве! Впрочем, у меня ненамного лучше. Я сейчас приглашу субинспектора Кренева, это один из моих лучших сотрудников, бывший чиновник для поручений. Втроем подумаем.
Совещались более двух часов. Вроде обо всем договорились, все продумали.
– Ну-с, до завтра! Завтра день будет сложный, поэтому сегодня отдыхайте, наслаждайтесь красотой бывшей столицы. – Здесь Кирпичников поморщился, как от зубной боли. – Вернее тем, что от нее осталось. Да, вот талоны в нашу столовую. Если станете питаться по вольным ценам, командировочных вам и на день не хватит.
Тараканов съел в трибунальской столовке невкусный ужин и отправился на Литейный, 60. Меблированные комнаты «Интернационал» (бывшие – «Националь») находились на четвертом этаже огромного пятиэтажного дома, субинспектор, пока поднялся, запыхался. «Старею», – с сожалением подумал он. Получив номер, он сразу же завалился спать. Ему было не до красот бывшей столицы.
Он как убитый спал всю ночь и проспал бы до полудня, если бы его не разбудил с вечера предупрежденный коридорный. Тараканов поставил свой чемодан на подоконник и пошел на почту. Отправив телеграмму, он попросил в номер самовар, снял с подоконника чемодан и лег на кровать со свежим номером «Известий». Вместо самовара ему принесли только стакан чаю.
Вечером ему доставили запечатанный конверт без каких-либо надписей. Субинспектор разорвал конверт и прочитал:
«В восемь в Летнем саду. Сядьте на любую скамью у памятника Крылову, рядом положите сегодняшний номер «Социал-демократа», заголовком вперед, на газету – свой головной убор. Руки скрестите на груди».
Текст был набран на пишущей машинке.
– Кто записку принес? – спросил Тараканов у коридорного.
– Пацан какой-то. Еще, стервец, отдавать не хотел, пришлось ему рублевку дать.
– Вот вам «зеленая» за труды.
– Мерси! Чайку не желаете?
Тараканов посмотрел на часы. Они показывали половину восьмого.
– Нет, спасибо. Мне бы сегодняшний номер «Социал-демократа» раздобыть.
– Так этого добра у нас навалом, сей момент принесу.
Получив газету, субинспектор опять поставил чемодан на подоконник и поспешил на улицу.
Чудные аллеи с выхоленными клумбами цветников, газоны и золотые песчаные дорожки сада были загажены, заплеваны, засыпаны семечками и папиросными окурками. Фигуры мраморных статуй украшали афиши с воззваниями, многие из скульптур были опрокинуты и повреждены. Создавалось такое впечатление, что в саду шли бои.
Парк кишел людьми в военной форме, лузгающими зерна подсолнуха и прогуливающимися под ручку с бедно одетыми, но самодовольно выглядевшими девушками. Интеллигентной публики видно не было.
Тараканов после поступления на службу в милицию стал одеваться по-пролетарски, поэтому своей косовороткой и потрепанным пиджаком от других посетителей сада не отличался.
Он нашел свободное место на скамье, положил рядом с собой газету, на нее водрузил кепку, скрестил на груди руки и стал ждать.
– Что, Осип Григорьевич, нужда заела? – послышался за спиной до боли знакомый голос.
Кунцевич постарел и осунулся – не новый, но еще неплохо смотревшийся чесучовый костюм висел на нем мешком, кончики усов обвисли. Но блеск в глазах сохранился.