А там ему опять «повезло» – комиссарил во втором Пятницком участке некто Булгаков, бывший стрелочник Николаевской железной дороги, который в двенадцатом году благодаря Тараканову был отправлен Московским окружным судом на каторгу.
Осип Григорьевич своего крестника и не узнал – много их у него, да и тяжело было узнать в седом человеке в кожаной куртке и пенсне бывшего красавца-стрелочника. Зато Булгаков узнал его сразу.
– Огромное пролетарское спасибо вам, товарищи! – обратился он к приведшим Тараканова матросам. – Вы даже не знаете, какую крупную рыбу изловили. Это же господин Тараканов – известный жандарм.
Через два часа отставного коллежского секретаря на автомобиле повезли на Лубянку, 11. Сидевший рядом с ним милиционер держал в руках саквояж Осипа Григорьевича и тощую бумажную папку, в которой находились протоколы и рапорта. Из них следовало, что бывший чин царской полиции Тараканов, неоднократно поощрявшийся начальством за активную борьбу с революцией, четвертого сего мая, на Кожевнической улице занимался спекуляцией продуктами питания и был задержан на месте совершаемого преступления совместным милицейско-флотским патрулем.
За эти прегрешения Осипу Григорьевичу по революционным законам грозило самое суровое наказание.
Тротуар у бывшего здания страхового общества «Россия» с обеих сторон был огражден рогатками из колючей проволоки. Когда милиционер открыл перед ним дверь, Тараканов увидел пулемет с заправленной лентой, рядом с которым стояло двое чекистов.
Осипа Григорьевича провели в большую комнату, перегороженную поперек наспех склоченным барьером из неструганых досок. Оставив Тараканова под охраной двух каких-то типов, милиционер убежал.
За барьером находилось человек двадцать собратьев по несчастью. Здесь были люди в солдатских и офицерских шинелях, в поддевках, в потертых пиджаках и в роскошных пальто. В комнату то и дело входили и выходили крепкие ребята в кожаных куртках, в фуражках с красной звездой на околыше, с кобурой на животе.
Чекисты громко разговаривали между собой, ругались, спорили, но все не по-русски. Языка Тараканов разобрать не мог.
Милиционер вернулся минут через двадцать и велел Тараканову подниматься по лестнице. Пройдя длинным коридором вдоль ряда дверей с намалеванными неумелой рукой номерами, милиционер велел остановиться у одной из них, постучал и, получив разрешение, завел Тараканова в кабинет.
В глубине комнаты стоял большой письменный стол, за которым сидел темно-русый мужчина лет тридцати в пиджаке и белоснежной сорочке, с воротником, подвязанным модным галстуком. В руках он держал отобранный у Тараканова паспорт, саквояж Осипа Григорьевича стоял на столе.
Мужчина, отпустив милиционера, показал рукой на приставленный к столу стул, приглашая садиться.
– Здравствуйте, – чекист взглянул в паспорт, – Осип Григорьевич. Меня зовут Альфред Иванович. Я буду заниматься дознанием по вашему делу. Вам это знакомо? – Глядя в глаза Тараканову, он указал на саквояж.
– Здравствуйте. Разумеется, знакомо. Это мои вещи.
– Это хорошо, что не пытаетесь отрицать очевидного. Где взяли продукты?
– Купил.
– Где?
– На рынке, у Даниловского монастыря.
– В Москве?
– Разумеется, в Москве.
– Купили и тут же хотели продать?
– Ничего я продавать не хотел. Купил продуктов для семьи, на праздничный стол.
– На Пасху? В Бога веруете?
– Верую. Это вроде не запрещено?
– Не запрещено. Запрещено спекулировать.
– Я не спекулировал.
– А вот в рапортах написано иное. Вот товарищи Бутузов, Хохлов, Фоменко доносят, что спекулировали. И, знаете ли, у меня больше оснований верить своим товарищам, чем вам, бывшему жандарму. Вы офицер? В каком чине? – вдруг резко спросил он.
– В военных чинах никогда не состоял. В отставку вышел коллежским секретарем. В корпусе жандармов не служил. Я всю жизнь занимался только уголовным сыском.