– Да разбежались мои бывшие сотрудники, разбежались кто куда. Больно нынешняя власть к ним неласкова. Ну а кто не успел убежать, те по тюрьмам сидят.
– Раз сидят, значит за дело.
– Кто за дело, а кто – нет.
– А не нам с вами, господин бывший надворный советник, решать, кого за дело арестовали, а кого по ошибке. Компетентные товарищи сами разберутся, будьте уверены.
– Разберутся, только, пока они будут разбираться, большинство налетов, подобных вчерашнему, останется не открытым.
Рогов вскочил:
– Черт с ним, с большинством. Я говорю про конкретный. Вот он должен быть открыт. Непременно открыт! Послушайте, – Рогов, успокоившись, опустился на стул, – у Кузнецова ужинал один ответственный товарищ. И у этого товарища бандитами был отобран портфель с весьма важными документами. Этот портфель, а точнее его содержимое должно быть найдено! И в кратчайший срок. Вам ясно?
– Ясно.
– Я вас очень прошу, Карл Петрович, постарайтесь. – Рогов поднялся, давая понять, что аудиенция закончена. Маршалк тоже встал и поклонился.
Когда он уже подошел к двери, Рогов его окликнул:
– За кого вы хлопочете?
– Тараканов, Осип Григорьевич. Бывший мой чиновник для поручений. Сидит в Таганке. Арестован явно по ошибке. Купил к Пасхе немного продуктов, был остановлен патрулем и оформлен как спекулянт.
– Что же, его на пустом месте обвиняют?
– Дело в том, что комиссаром того участка, куда был первоначально препровожден Тараканов, служит некто Булгаков, бывший уголовный, которого Тараканов в свое время арестовывал. Свел личные счеты.
Рогов побелел и сжал зубы:
– Я попрошу вас, Карл Петрович, выбирать выражения. Многие из нынешних руководителей при прежнем режиме отбывали наказания в тюрьмах и на каторге, например – ваш покорный слуга. И даже те из моих товарищей, кто был осужден за уголовные преступления, в тюрьмах, под влиянием большевиков, перековались и стали идейными борцами. А уж на такую низость из них мало кто способен.
Маршалк промолчал.
– А что, этот Тараканов и впрямь неплохой сыщик? – спросил комиссар.
– Вам про дело Камышкина-Семинариста не приходилось слышать?
– Ну как же, читал в свое время в газетах.
– Открытие шайки Камышкина – заслуга прежде всего Тараканова. Булгаков, кстати, из этой шайки. А у Тараканова и других успешных дел множество. Я могу справочку подготовить.
– Подготовьте.
Когда Маршалк вышел из кабинета, Рогов крутанул ручку телефона и попросил соединить его с ВЧК, с товарищем Петерсем.
– Здравствуй, Яков. Нет, не нашли еще, но найдем, не переживай. Я понимаю, я все понимаю. И у меня по этому поводу разговор, не телефонный. Я подъеду?
Камера находилась на втором этаже следственного корпуса. Это была большая казарменного вида комната с двумя окнами, забранными крепкими решетками. От межоконного простенка до середины камеры тянулся грязный стол. Вдоль обеих боковых стен располагались ряды нар – тяжелых железных рам, обтянутых грубым брезентом. Нары днем должны были подниматься и прикручиваться к стене, но надзиратели дневному лежанию не препятствовали, поэтому нары никто не убирал. Ни одеял, ни подушек не было – все прихватили с собой бывшие сидельцы, когда с революцией вышли на свободу.
Как ни странно, кормили сносно – в щах даже попадались кусочки мяса, правда, микроскопические. В день полагалась одна часовая прогулка.
В камере периодически появлялись новые лица и также периодически исчезали старые. Какова была их судьба, оставалось только догадываться. Было страшно.
Жена приехала шестого и с легкостью, предъявив только метрику о браке, добилась свидания. Переговариваться полагалось через решетку, но Настя сунула дежурному надзирателю золотую десятку, и он отвел их в пустую камеру.
Все полтора часа встречи жена горько плакала и до того нагнала на Тараканова тоски, что он был рад, когда свидание наконец закончилось. Жена попросила подробно рассказать ей про обстоятельства ареста, пояснив, что так велел Герасим Ильич Фокин. Он же рекомендовал защитника не нанимать, понапрасну не тратиться и обещал сделать все возможное для освобождения бывшего коллеги.
Вернувшись в камеру, Тараканов угостил двоих из сидельцев, с которыми успел подружиться, принесенным женой жареным судаком, и завалился на нары.
10-го в шесть утра надзиратель выкрикнул его с вещами на выход. Тараканова погрузили на автомобиль (почему-то с красным крестом на борту) и отвезли на Лубянку. Там чекист вернул ему саквояж с продуктами и сообщил, что он освобождается.