Хозяин скрылся за стойкой и вернулся с запыленной сороковкой казенки.
– Коньяку-с нет. Водочки извольте. Я ее посетителям по сто рублей предлагаю, но вас, так и быть, угощу.
– От угощенья не откажемся. И пожевать чего-нибудь принеси.
Сыщики сели за стол, Тараканов сковырнул с бутылки сургучную пробку с двуглавым орлом и разлил водку по рюмкам.
Сытые и немного хмельные, они вышли на улицу. От яркого дневного света Тараканов сощурился.
– Куда теперь? – спросил Фокин.
– Есть у Оболтуса маруха, да не просто подружка, а такая, за которую он готов душу отдать. Огонь-баба, Фимка, почитай, всю добычу ей отдавал. Если не прошла у них любовь, то у нее он сейчас. В Замоскворечье она живет.
– Поедем брать?
– С ума сошел! На гранде пятеро было, а нас двое. И оружия у меня нет. Поедем к Маршалку за подмогой. Черт, совсем из головы вылетело! Надо же протокол написать, огрызок изъять, а лучше его гипсовый слепок сделать.
– Зачем?
– Как зачем? Для суда. Чем доказывать-то будем, если Фимка откровенничать откажется?
– Да плевал ревтрибунал на наши огрызки. Большевики его и без всяких огрызков приговорят.
– Во как! Нет, Герасим Ильич, я так работать не приучен. Вон там аптекарский магазин виднеется, сходи, будь другом, купи гипса. И понятых найди. А я протокол писать стану.
– Слушай, Осип, кто из нас субинспектор, а кто агент? Кто кем командовать должен?
– Ну, командуй.
Фокин с досадой сплюнул и отправился в сторону аптеки.
Фимка свою Шурочку не разлюбил, почему и был задержан на ее квартире. Вошедший вслед за милиционерами в жилище возлюбленной бандита неприметный товарищ в кожанке быстро отыскал злополучный портфель, покопался внутри и, не сказав никому «спасибо», убыл.
– Ловко! – Маршалк улыбался.
– Время идет, Карл Петрович, а приемы сыска, которым меня учили, не меняются. Да и повезло мне.
– В нашем деле везет тому, кто везет. Молодец, Осип Григорьевич. Я буду ходатайствовать о назначении вас на должность субинспектора. А это семьсот рублей в месяц! Да и карточки мы на спецскладе отовариваем.
– Спасибо за честь, ваше высокоблагородие, но позвольте отказаться. Не по душе мне в милиции служить.
– Новая власть не нравится?
Тараканов ничего не ответил.
Маршалк встал из-за стола, подошел к двери и выглянул в секретарскую. Затем плотно закрыл дверь, приблизился вплотную к Тараканову и прошептал:
– А вы думаете, я от Совдепии в восторге? Однако ж служу. Во-первых, потому что ничего другого делать не умею, а во-вторых, я считаю, что при любой власти граждане должны иметь право на защиту от таких, как пойманный вами сегодня Оболтус.
– Четыре года назад один австрийский полицейский, служивший под моим началом во Львове, говорил мне то же самое. Недавно я узнал, что он плохо кончил.
Маршалк развернулся и сел за стол:
– К сожалению, господин бывший коллежский секретарь, просьбу о вашей отставке удовлетворить не могу. Не имею полномочий. Вы, наверное, невнимательно читали предписание, которое вам выдали в ЧК. Вы мобилизованы советской властью на службу в уголовно-разыскную милицию. И покинуть эту службу можете не иначе, как с разрешения высшего начальства. Хлопотать о получении такого разрешения не советую – от службы вас, может быть, и уволят, но лучше вам от этого не станет. Поэтому идите к делопроизводителю, получайте подъемные, карточки, оружие, подыскивайте себе жилье и завтра ровно в девять утра жду-с вас в этом кабинете. Честь имею.
Тараканов зашел в бывшую надзирательскую. Фокин пил чай.
– Садись, Осип Григорьевич, угощайся.
– Спасибо, Герасим Ильич, не хочется что-то. Ты не знаешь, где можно комнату снять?
– Эка хватил! Комнату. Сейчас за каждый угол сражение разворачивается, а ты – комнату. Ты вот что, давай ко мне определяйся, а? У меня комната хорошая, две сажени[2], ватерклозет, самовар от хозяйки. Поставим вторую койку и заживем, как буржуи. Только половина квартплаты – с тебя. Согласен?
Глава 3
Командировка на малую родину
Дверь в кабинет открылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова агента Устюгина:
– Тараканов! Иди, Розенблюм тебя вызывает, – проговорив это, Устюгин убрал голову и захлопнул дверь.
Тараканов выругался про себя – Ванька-Колобок, которого он допрашивал третий час, наконец-то поплыл и вот-вот был готов дать признательные показания. Но если Розенблюм вызвал, то являться к нему надо было немедленно, Тараканов уже имел возможность изучить характер комиссара уголовно-розыскной милиции.
2
Фокин имеет в виду квадратные сажени. Две квадратные сажени – это более девяти квадратных метров.