Не успели мы отойти, как тетка вскрикивает от изумления. Оборачиваюсь. Компьютер у нее потух.
От недобрых предчувствий мне сводит желудок.
«Под каждой радугой найдешь горшочек золота» — огромные красные слова пробежали по экрану и взорвались тысячью мелких буковок, рассыпавшихся по черному полю.
Что еще за горшок с золотом? Какие-то детские сказочки.
Я буквально скрежещу зубами.
Не хватало еще гномов и Джуди Гарланд с ее песенками. Нельзя ли мне хоть раз прямую информацию получить? Без затей и шифровок. Куда мне! Мне все только тесты да головоломки отпущены!
Ммм… Под каждой…
— Скажите, пожалуйста, у этого здания есть подвал? — снова подкатываю я к тетке.
Она нахмуривается и ощупывает меня глазами:
— А кто вы, собственно, такие? Что вы тут разнюхиваете? — и поворачивает голову в сторону охранника.
Похожи они на ирейзеров? Безусловно, похожи. Тут все здание, наверно, кишит этими хищными волчьими мордами.
— Ничего-ничего, — бормочу я и подталкиваю своих к дверям. Охранник прыгнул было к нам, но как только мы проскочили вертушку, я воткнула в нее авторучку. Дверь заклинило, и он — ни туда ни сюда — застрял в одном из отсеков.
Обернувшись на бегу, вижу, как он бешено бьется за стеклом. Но посмотреть, чем кончится его битва, мне недосуг. Все шестеро, мы стремглав несемся прочь.
Знакомо тебе, дорогой читатель, ощущение, что у тебя горят легкие? Если не знакомо, беги побыстрей и подальше. Только не останавливайся. А там поговорим.
Где-то через шесть кварталов переходим на шаг. Никто, кажись, нас не преследует, ни полицейские машины, ни ирейзеры. Голова кружится и ужасно болит. Дайте мне, наконец, передышку от этой долбаной жизни.
Но видно, не я одна на пределе. Газман останавливается и без предупреждения с размаху бьет ногой в почтовый ящик:
— Сволочи, гады проклятые, ото всюду нас гонят. Никогда ничего не получается. У Макса голова лопается, Ангел Селесту свою дурацкую посеяла, есть нечего! Ненавижу, всех ненавижу!
Ни хрена себе выплеск! И у кого? У самого терпеливого, самого покладистого! Уж кого-кого, а чтоб Газа довести, надо хорошенько постараться. Подхожу, кладу ему на плечо руку, но он сердито ее стряхивает: «Отстань!»
Вся наша семья-стая сгрудилась вокруг и ждет, как я сейчас скажу Газзи, чтобы взял себя в руки, чтоб был мужчиной.
Но я подхожу к нему вплотную, обнимаю его крепко-крепко, прижимаю к себе, упираюсь лбом в его лоб, глажу по мягким пушистым волосам и чувствую, как вздрагивают его узкие плечи:
— Газзи, миленький, прости меня, пожалуйста. Ты абсолютно прав. Все полное г… Я знаю, как тебе и всем трудно. Конечно, знаю. Скажи мне, что ты хочешь? Что сделать, чтоб тебе полегчало?
Клянусь, если он сейчас попросит переночевать в отеле Ритц, пойду ночевать в Ритц.
Газман всхлипывает, выпрямляется и вытирает лицо рваным рукавом:
— Правда, все, что хочу, можно просить? Все-все?
От разбушевавшегося мальчишки не осталось и следа. Голос его звучит теперь совсем по-детски. А я слушаю его и думаю, что все мы вконец пообносились и что надо всем нам купить новую одежду.
— Я хочу… хочу где-нибудь сесть и поесть. Не на ходу, а расслабиться сидя и чтоб еды было много-много.
— И всего-то! Такую мелочь мы сейчас устроим.
Вперед! Да здравствует банковская карточка!
Каким-то образом в поисках подходящего ресторанчика мы снова вернулись к Центральному парку. Нам приглянулась кафешка на Пятьдесят седьмой улице, но очередь там была чуть не на полчаса.
И здесь, в стороне от дороги, мы увидели ресторан — большущее стеклянное здание окнами в парк. Деревья вокруг него светятся миллионом крошечных голубых огней. Указатели уже на улице приглашают посидеть в Садовой Таверне. Газзи сразу повеселел:
— Клево!
Озолоти меня, я бы сама своими ногами туда не пошла. Слишком большой, слишком навороченный и слишком дорогой. И никаких сомнений — там полно взрослых пижонов. Будем там сидеть на всеобщем обозрении и торчать, как бельмо на глазу.
Но Газману эта Садовая Таверна как медом намазана. А я обещала ему все, чего его душа ни пожелает. На сердце у меня тяжело и одолевают нехорошие предчувствия. Но раз обещала, надо выполнять: «Айда!» Я шагаю вперед, и Клык открывает тяжелую стеклянную дверь.
— Батюшки светы! — Надж оглядывается вокруг круглыми от восторга глазами.
Отсюда из вестибюля видно все три зала. Зал-Кристалл, где с потолка свисают хрустальные люстры всевозможных размеров, a окна разукрашены цветными стеклянными подвесками. Зал-Сад, больше похожий на джунгли, чем на ресторан, где официанты снуют между столиками и лавируют между пальм и лиан.