Вера Красина, старшая дочь Геннадия Онуфриевича. На днях исполнится 16 лет. Учится в девятом классе. Модная, веселая, симпатичная. Считает, что каждый день должен быть праздником. Если есть, например, День шахтера, День рыбака, то почему бы не быть дню
улыбки (улыбнулся какой-то волосатик на улице), дню ежа (на газоне найден еж). Учится посредственно, так как "все предметы скучные". Родителей и дедов зовет почему-то козерогами.
Катя Красина, баламутка Катька, младшая дочь Геннадия Онуфриевича. 12 лет. Учится в 5-м классе. Упрямая, ленивая. Ухитряется обходиться тремя фразами: "А зачем?", "Ну и что?", "А мне до фени!" Мечтает о совершеннолетии. ("Ушла бы в двухкомнатную квартиру и жила одна, чтобы никто ко мне не лез".) Учится из рук вон плохо.
Онуфрий Степанович Красин, отец Геннадия Онуфриевича. 70 лет. Бодрый, подвижный старик, сзади похожий на юношу. Потомственный крестьянин, однако, чтобы быть поближе к сыну и внучкам, переселился из деревни в город, а дом сдал дачникам. В городе чувствует себя неплохо. Народный умелец - может плести уздечки, ковать лемеха, плести ивовые корзины и много еще чего, но любимое занятие - гнутье дуг для лошадей. Имеет тайную, кажется, несбыточную мечту: уговорить кого-нибудь из внучек переселиться в деревню и передать некоторые секреты народного ремесла. Страстный поклонник бича города "Портвейна-72".
Варвара Игнатьевна Красина, мать Геннадия Онуфриевича. Потомственная крестьянка. 66 лет. Крепкая, волевая старуха. Город не любит. Живет у сына, только чтобы поставить на ноги эту "баламутку Катьку".
Расстановка сил:
Геннадий Онуфриевич - сам по себе.
Ирочка Красина - сама по себе.
Вера Красина - сама по себе, но любит дедов, меньше мать.
Катя Красина - очень сама по себе.
Онуфрий Степанович сына уважает, хотя и не понимает. Невестку жалеет "ни ласки от ученого мужа, никакого другого навару". К внучкам почти равнодушен, поскольку понимает, что ремесла им своего не передать. Мечтает о внуке. Жену побаивается.
Варвара Игнатьевна сына любит без всяких колебаний, к невестке до сих пор относится с недоверием. ("Говорила, не бери городскую - одни наряды на уме, щи сварить не может. Так и жди от них, городских, какой-нибудь пакости. Очень уж умными стали. Вот посмотришь, еще наплачешься от нее".) Мужа держит в
строгости, но закрывает глаза на некоторые его слабости, приобретенные в городе: "Портвейн-72", "придавливание комарика" после обеда.
Внучек презирает. "Девки - не дети. Так, баловство одно. Сына надо было заводить".
В общем же, до начала описываемых событий обстановка в семье Красиных была сносной. Не лучше и не хуже, чем в других семьях. Как говорится в сказках, вполне можно было жить-поживать да добро наживать.
До тех пор, пока Геннадий Онуфриевич Красин не произнес роковые слова.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой Геннадий Онуфриевич Красин
произносит роковые слова
8 сентября 197... года за утренним чаем Геннадий Онуфриевич глубоко задумался, потом рассеянно ковырнул пальцем торт, машинально лизнул палец и сказал:
- Вот что... Нам нужен ребенок.
От неожиданности Ирочка уронила в чашку с чаем ложечку, и на белоснежной скатерти образовалось рыжее пятно. В другое время это вызвало бы у аккуратной Ирочки целую серию охов и ахов, но на этот раз жена Геннадия Онуфриевича не обратила на пятно никакого внимания.
- Но у нас уже есть двое, - напомнила Ирочка и немного покраснела.
- А нужен третий, - твердо сказал Геннадий Онуфриевич и уставился на жену сильными, телескопическими очками в никелированной оправе. Казалось, что если через эти очки пропустить солнечные лучи, то они могут зажечь любой загорающийся предмет.
Сидевшие за столом старики притихли.
- Ты, конечно, шутишь, - сказала Ирочка. - Нашел время и место. Ирочка деланно рассмеялась.
- Я нисколько не шучу, - Геннадий Онуфриевич не спускал с жены гипнотизирующего телескопического взгляда. - Нам действительно нужен новый ребенок.
Наступила тягостная пауза.
- Мальчик, - заполнил паузу Онуфрий Степанович.
- Все равно, - заметил Геннадий Онуфриевич и непонятно добавил: - Лишь бы новорожденный.
- Только мальчика! - горячо поддержала супруга Варвара Игнатьевна. Надоели эти... Хоть один парень будет в семье. А то за хлебом некому сходить. Полон дом людей, а за хлебом некому сходить.
- Нет! - нервно сказала Ирочка. - Я и двоими сыта по горло. Не знаешь, куда от них деться.
- Третий будет идеальный, - заметил муж.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю...
- Все они идеальные.
- За этого я ручаюсь... - Геннадий Онуфриевич опустил наконец свой страшный взгляд и опять ковырнул торт.
Ирочка хмуро посмотрела на мужа. Какая-то, пока еще неопределенная мысль промелькнула у нее на лице.
- Ежели ты из-за квартиры, то мы можем забрать его в деревню. На свежий воздух, - осторожно заметил Онуфрий Степанович и опустил глаза, чтобы скрыть их алчный блеск. - Крепким бы рос. В деревне про эти... как их... иностранные вирсы... отродясь не слыхали.
- Молоко парное и хлебушко свежий. А тут когда и молоко порошковое завозят. Недолго и отравить ребенка, - тоже осторожно, непривычно тактично высказалась Варвара Игнатьевна. - Сына вот только постарайтесь.
Но молодая женщина не слышала вкрадчивых речей искусителей. Вдруг ее нахмуренное лицо просветлело.
- А... вот ты почему, - сказала Ирочка. - Как я сразу не догадалась. Теперь я знаю, зачем ему потребовался ребенок!
- Ну, зачем? - глядя в сторону, спросил "Жан-Жак Руссо".
- Закабалить меня хочешь - вот зачем! Только-только на ноги встала, отдышалась от горшков и пеленок, хотела пожить для себя, а ты меня опять... А мне, между прочим, скоро сорок! Когда же жить? Ни шубы приличной нету, ни украшений...
- Я куплю тебе шубу, - торопливо сказал Геннадий Онуфриевич.
- За десять лет только два раза в театре была! Стыдно кому сказать - до сих пор "Лебединое озеро" не видела!
- Мы сходим на "Лебединое"...
- Другие в моем возрасте, - продолжала, не слушая, Ирочка, - в экскурсии ездят. Соседка всю страну объездила...
- Это какая соседка? С кудряшками, что ли?