- Международное отношение. Может, он от посла какого...
Голоса стихли. Наступила тишина.
- Господи! Дыму-то... дыму... - Варвара Игнатьевна бросилась открывать форточку. Потом фартуком стала разгонять желтый чад. Сделав дело, старая женщина села за стол и заплакала. Плечи ее содрогались от судорожных рыданий.
- Неужели все... господи... неужели конец?.. - бормотала она.
Постепенно старая женщина справилась с собой и пошла в спальню, чтобы спросить, не надо ли чего сыну. Геннадий Онуфриевич спал на кушетке, поджав ноги, и прижимал к себе Шурика-Смита. Лицо у ученого было старым, измученным. Мать осторожно накрыла отца с сыном одеялом, перекрестила. Геннадий Онуфриевич зашевелился, крепче прижал к себе маленькое тельце.
ЭПИЛОГ
НАДЕЖДА
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой вновь встречаются наши старые знакомые, и разговор, естественно,
идет о воспитании детей
Пять лет спустя после описываемых событий старики Красины отмечали свое стопятидесятилетие (семьдесят семь Онуфрию Степановичу плюс семьдесят три Варваре Игнатьевне). К тому времени они снова перебрались в деревню, в свой родовой дом. Проводить юбиляров во второе стопятидесятилетие собралось много родственников и знакомых.
Встретились и участники вышеописанных событий. С далекого Кавказа на своих "Жигулях" по пути в Карелию заехали Нуклиевы: Олег Борисович, Ирочка и живущая с ними по взаимной договоренности "баламутка Катька", теперь уже длинная конопатая девица в мятых джинсах с широким ковбойским поясом.
Из Сибири прилетели Расторгуевы: Вера, Сенечка и их пятилетняя дочь Лора. Расторгуевы были давно прощены и поддерживали с семьей Красиных хорошие отношения. Жили они в новом городе, которого нет на карте и название которого никто никак не мог запомнить.
Ученого из Сенечки не получилось. Он работал сменным мастером на строительстве газопровода. ("А что? Заработок - любой кандидат позавидует!") Вера же нашла свое призвание: она заведовала Дворцом культуры. ("Платят мало, зато круглые сутки все вверх ногами! Одно только плохо - Лорка без присмотра. Почти все время со мной - нахваталась на репетициях разных штучек".)
На юбилей приехал и Полушеф, теперь уже пенсионер. Наконец-то у Федора Ивановича было много времени для раскопок стоянки древнего человека под деревней Синюшино (недавно он нашел второй кувшин - пару к первому, чем вызвал некоторую сенсацию среди синюшинских мальчишек). После всего, что произошло, Федор Иванович сильно сдружился с Онуфрием Степановичем, почти каждое воскресенье приезжал на электричке к старикам в деревню, ходил на рыбалку, за грибами, пристрастился к "Портвейну-72" и даже помогал Онуфрию Степановичу гнуть дуги (дуги шли нарасхват на районных базарах - теперь уже по прямому назначению, так как лошади пережили мастеров своей упряжи).
Первое время было некоторое неудобство в связи с приездом Ирочки, которую, кстати сказать, никто не приглашал - пригласили лишь одну "баламутку" провести в деревне каникулы.
Никто не знал, как вести себя с бывшей Красиной, а ныне Нуклиевой, но Ирочка сама быстро нашла нужный тон. Она держалась так, словно ничего не произошло, что она уезжала очень ненадолго и вот вернулась.
Удачно найденный Ирочкой тон тотчас же подхватил Олег Борисович Нуклиев, теперь крупный ученый, автор многих книг по воспитанию детей и даже одной художественной повести на педагогическую тему. Он тоже сделал вид, что ничего особого не произошло.
Смущенная встречей с матерью Вера также обрадовалась находке. Обе беглянки стали говорить о климате, фауне, флоре Кавказа и Сибири, о ценах на продукты, и неловкость вскоре прошла.
И лишь одна "баламутка Катька" не испытывала никакого смущения. Она вела себя независимо, рассматривала всех в упор наглыми черными глазами.
Тонкая, застенчивая Ирочка превратилась в дородную даму, всю в золотых украшениях, звенящих от малейшего движения. Изменился даже голос бывшей Красиной. Он стал басовитым, уверенным.
Ждали приезда из города Геннадия Онуфриевича с Шуриком, и пока, до начала торжества, разговор, исчерпав тему погоды (гидрометцентр предсказывает ее теперь довольно точно, и говорить, собственно, не о чем), шел о воспитании детей.
- Детей не надо ограждать от жизни, - говорила Ирочка (явное влияние книг мужа). - Наша дочь воспитывалась методом "Человек за бортом", то есть ребенка надо бросать в океан жизни, и пусть он плывет, сам видит и дельфинов и акул. Мы купили себе небольшой мандариновый сад... Этот сад мы целиком отдали молодежи... Там они собираются, спорят, обмениваются информацией.
- Наверно, эти акулы сожрали все мандарины, - предположила Вера...
- В пору созревания в садах никто не сидит, - пояснила Ирочка. - В это время они собираются в горах, у озера... Поют, танцуют, дискутируют... Так сказать, самовоспитание... Обратная связь. Пусть сами разбираются, что к чему. Правда, Катенька?
"Баламутка" прищурила черный правый глаз и ничего не ответила.
- Здесь все дело в раскрепощении комплексов, - заметил Нуклиев. Ребенок не должен сдерживать свои чувства, ибо тогда он вырастет рабом. Он должен делать то, что хочет его внутренняя организация. Верно, Екатерина?
Катька открыла правый глаз и прищурила левый.
- А я хочу хека под маринадом, - вдруг заявила Лора, дочь Расторгуевых.
- Ты проголодалась? - забеспокоилась Вера.
- Нет, но хочу хека!
- У нас есть вареная курица, - сказал Онуфрий Степанович.
- П-ф-ф... - фыркнула девочка, - вареная курица. В ней нет витаминов.
- Витамины можно купить в аптеке, - заметил Онуфрий Степанович.
- И посыпать ими курицу?
- Ну да.
- Ты, дед, даешь, - рассмеялась девочка. - Ты очень темный.
- Лора, прекрати! Так нехорошо на старших! - прикрикнула мать. - Она привыкла к хеку в нашем буфете, вот и капризничает, - пояснила Вера. Замучали прямо этим хеком.
- Он не старший, а дед! Ему скоро сто лет!
- Лора!
- Да! Старый, бедный и темный!
- Лора!
- А у нас на книжке две тысячи! Вот! Мое приданое!
- Лорка, - сказал папа Сенечка, - сейчас отшлепаю!
- Не отшлепаешь! Я тебя не боюсь. Ты добрый. Встань на задние лапки!
- Лора, как ты себя ведешь? - Сенечка нахмурился, что ему никак не шло. - Мне стыдно перед людьми... Я ее редко вижу, все на трассе, вот и избаловалась, - оправдываясь, сказал Сенечка.